Тупик.
Волк посмотрел вверх — стена слишком высокая, не взобраться. Потом бросился дергать ручки дверей, но ни одна не отворилась, а звук шагов становился все громче. Никита повернулся на звук и сжал кулаки.
«И каждый, кто видел Волка, загнанного в угол…»
Я стояла, не двигаясь. Мысль о том, что сейчас все закончится, парализовала меня.
Я не была к такому готова.
Нет, только не сейчас!
Паника заставила меня броситься дергать за ручки дверей, как это только что делал Никита. У третьей я замерла. Она запиралась на новый, еще блестящий, навесной замок. Невероятная удача! С амбарным я бы не справилась, а эта штифтовая дешевка была мне по зубам.
Я разломала шпильку пополам, загнула конец стержня и всунула его в скважину. Всего пара секунд — и раздался спасительный щелчок. Не успела я этому обрадоваться, как Волк уже вынул замок из петель и втолкнул меня внутрь — в маленькую комнатушку вроде каптерки в старых домах.
Прижимаясь спиной к двери, я слышала, как оборвались шаги на улице. Потом звук начал нарастать — милиционеры медленно двинулись к нам. Они останавливались у каждой бытовки, дергали за ручки так же, как это недавно делали мы. Сердце колотилось все сильнее.
— А если… — прошептала я, но Волк зажал мне рот ладонью — буквально припечатал затылок к двери.
И через секунду я услышала шаги у самой каптерки.
На полу свет от фонаря пересекла тень. Потом она заслонила почти весь светлый прямоугольник. Я зажмурилась.
Милиционер провел у нашей двери очень много времени. Мое сердце стучало так громко, что я боялась, он вычислит нас по этому стуку. Но наконец шелест шагов стал удаляться.
Наверное, мы одновременно вышли из шока. Я почувствовала, что ладонь Волка слишком сильно прижимает мою голову, и Никита тоже понял, что причиняет мне боль. Он медленно отнял руку от моих губ, но его пальцы все еще касались щеки — и их он не убирал.
И тогда мое усмирившееся сердцебиение снова зашкалило — и еще сильнее от того, что я знала — он это чувствует. Никита прикасался ко мне кончиками пальцев, плечом и бедром. Теперь нам не нужно было прятаться за узкой дверью, но мы все еще стояли так, словно нам угрожала опасность. Я чувствовала жар его тела, дыхание у своего виска, его запах — такой особенный, что я непроизвольно сделала глубокий вдох.
Подушечкой пальца он провел по моим губам. Наши взгляды переплелись, и я вспомнила, что Никита уже смотрел на меня так — в кафе, когда я распустила волосы, и в сарае, когда он забрал у меня вилы, и ночью, на улице, когда я впервые прикоснулась к его волосам после знакомства с диким волком.
Я притягивала его так же сильно, как и он меня. Заставляла чувствовать то, чего он не хотел. И в этот момент Никита перестал быть незнакомцем, Волком из сказок, Волком-убийцей, зверодухом. Передо мной восхитительно близко стоял парень, которого мне безумно хотелось поцеловать.
Едва я подумала об этом, как почувствовала горячее прикосновение его губ к моим. От этого ощущения снова перехватило дыхание, только на этот раз казалось, оно больше мне и не нужно.
Не успела я впитать этот нежный поцелуй, как он внезапно изменился — стал требовательным и жадным.
Волк сцепил запястья у меня над головой, словно мне в голову могла прийти идея сопротивляться. Потом резко, не отпуская моих рук, отстранился. Я потянулась к его губам — насколько позволяло положение. И снова нежный поцелуй… Глухое рычание… Резкая боль — он укусил меня за подбородок. Снова отстранился.
Не знаю, с чем он боролся, мне было все равно. Единственное, что я чувствовала, — нестерпимое желание его близости. Еще интимнее, еще жарче.
Освобождаю руки, накручиваю его волосы на затылке на пальцы и, преодолевая сопротивление, притягиваю к себе. Нахожу губы, требую поцелуя. Прижимаюсь к нему всем телом — и постепенно борьба внутри Никиты прекращается. Он отвечает на мою ласку настойчивой нежностью. Чередует поцелуи с укусами — теперь легкими, даже приятными. Его пальцы скользят по моей шее, плечам, спине, заставляя тело изгибаться, прижиматься к Никите еще сильнее. Я словно ускользаю в иную реальность, где запахи, звуки, цвета — все растушевывается, теряет значение. Остаются только ощущения, и от них меня лихорадит. Все тело в мурашках, словно я вышла обнаженной после горячего душа, а внутри — пожар.