Залпом добиваю бутылку и, заказав еще одну, протискиваюсь между танцующих тел к выходу.
Не знаю, существует ли более веское доказательство принадлежности одного человека другому? Чувствует ли Вера нечто похожее по отношению ко мне?
На улице свежо. Прохожу пару неосвещенных кварталов. В голове легкий дурман — от пива, духоты клуба и тех переживаний, что обрушились на меня в последнее время.
Оглядываюсь. Если я и вправду способен чувствовать Веру, то сейчас мой «распознаватель» явно барахлит. Мне кажется, она одновременно и рядом со мной, и в том клубе, и на автостраде — там, где вместе с воплями сверчков обрывается темнота.
Из полузабытья меня вырывает визг милицейского свистка. Слышу шаги где-то за ближайшим рядом гаражей, вижу двух бегущих милиционеров. Инстинктивно тащусь следом, но они быстро удаляются, а мне больше не хочется этих бесполезных дерганий. Бреду по гравию между гаражами, футболю камешки, блестящие в свете луны. Сам же и насмехаюсь над своей гиперчувствительностью. Похоже, Провалы сделали свое дело — подточили мой рассудок. Допиваю пиво.
— На донышке оставишь? — раздается пьяный мужской голос где-то за спиной.
— Нет, — похоже, также нетрезво отвечаю я и с замахом крошу бутылку о ближайшую стену. Прохожий исчезает быстрее, чем замолкает звон стекла.
Холодает. Поеживаясь, дергаю за ручки первых попавшихся гаражей. Заперто. Тогда я опускаюсь то ли на ступени, то ли на бетонный выступ и, заложив руку за руку, закрываю глаза. Впервые за долгое время я засыпаю рядом с Верой.
Глава 15. Новый день
Вера
Когда я открыла глаза, в каптерку уже просочилось утро. Никита еще спал. Мы, обнимаясь, лежали на деревянных поддонах, заменивших нам кровать. Там, где наши тела соприкасались, мне было горячо, но кончик носа оставался холодным. Едва я дотронулась до него, как Никита перехватил мою ладонь и сжал в своей. Потом зарылся лицом в мои волосы, потыкался носом в шею, словно искал подходящую впадинку, и глубоко вдохнул. Я повернулась, чтобы увидеть его лицо теперь, когда мы стали другими.
Взгляд Никиты изменился, будто что-то в моем Волке надломилось. Он смотрел так, что я поняла — теперь его жизнь принадлежит мне.
Я нежно поцеловала тыльную сторону его ладони.
Знал ли он, что моя жизнь тоже принадлежала ему? Не потому, что он похитил меня — хотя и поэтому, конечно, тоже — а потому, что я больше не хотела никакой другой жизни, кроме этой.
— Доброе утро, — прошептал он мне на ухо. — Ты голодна?
Я улыбнулась. Каким еще мог быть первый вопрос Волка?
Оглядываясь, мы выбрались из квартала гаражей и бытовок. Свернули на улицу и тогда пошли спокойно. Никита держал меня за руку крепко, как ребенка. Будто я все еще могла вырваться и сбежать, хотя на самом деле мне хотелось быть приклеенной к нему.
Часы на башне показывали полседьмого. Еще не открылись ни магазины, ни рынки, ни кафе. Город спал, и редкое копошение в окнах только придавало ему сонливости.
Мы бродили по улочкам, пока Никита не остановился у стеклянных дверей еще закрытого банка. В холле чистил перила уборщик. Он заметил нас, а дальше Никита начал свою игру. Он изобразил руками большое пульсирующее сердце, которое якобы отдано мне. Затем указал на стоящий в холле кофейный автомат и сложил руки в мольбе.
Жаль, что я не могла увидеть всю игру его лица! Наверняка, она была впечатляющей, потому что уборщик, презрев внутренний распорядок банка и здравый смысл, впустил нас.
С двумя пластиковыми стаканчиками кофе мы расположились на скамейке возле потрепанной пятиэтажки. Никита запрокинул голову, подставляя лицо солнцу, и прикрыл глаза.
Я любовалась его профилем, и все во мне полыхало — болезненно и сладко — от того, что я это видела. Что находилась с ним так близко. Что в любой момент могла коснуться губами его губ и получить ответный поцелуй. Но я по-прежнему сидела неподвижно, чтобы не нарушить хрустальной прозрачности волшебства, что воцарилась между нами.
Хотя и понимала, как сильно попала. Осознавала последствия. Осознавала бесчеловечность, нелогичность, весь ужас моего выбора. Но теперь я точно знала, чувствовала — хочу быть с ним. Касаться, смотреть на него, вдыхать запах. Пить с ним кофе, просыпаться по утрам в одной постели. Вместе смотреть на дождь из окна или гулять под этим дождем — без зонта, без капюшона. Хочу ждать его, если ему придется уйти. Встречать его, зарываясь пальцами во влажные после снегопада волосы. Хочу есть с ним один кусок пирога на двоих — кормить любимого мужчину и касаться губами его пальцев, когда он станет кормить меня. Это сумасшествие такого рода, когда становится почти все равно, чувствует ли он то же самое.