Глава 19. По пятам
Вера
Я проснулась от острого ощущения, что Никиты нет рядом. Распахнула глаза, сердце колотилось. Где?!. Повернула голову — и в первых лучах восходящего солнца увидела букет полевых цветов, а только потом лицо Никиты.
— Доброе утро, моя девочка, — улыбнулся он.
— Доброе утро, мой любимый Волк, — ответила я, одновременно принимая букет и касаясь Никитиных губ теплым сонным поцелуем.
— Сейчас я добуду нам завтрак, — предупредил он.
Я остановила его легким касанием руки.
— Думаешь, когда-нибудь настанет день, когда мы будем ночевать в поле по своей воле? — спросила я, щурясь от солнца, золотящего верхушки стогов.
…когда мы перестанем прятаться?
…когда мой отец забудет о мести?
…когда мы будем просто счастливы?
Волк, казалось, понял все мои вопросы.
— Девушка с твоим именем должна знать ответ.
И я ухватилась за эту фразу, как за соломинку. Меня могли назвать как угодно, в том числе Любовью или Надеждой, но назвали именно Верой. В этом моя сила. Я должна верить, вера станет управлять моими поступками, вершить судьбу, вести к цели. А моя цель — быть вместе с Волком.
— Думаю, мы не будем ночевать на поле. Сено колется, а пыль забивается в нос. Так что… вижу нас в будущем на чем-то более мягком и чистом.
Никита заулыбался.
— Мы поедем с тобой в маленькую-маленькую сибирскую деревеньку, где я построю красивый деревянный дом, — с нежностью произнес он, выпутывая сухую траву из моих волос. — В нем будет электричество и замки на дверях. Если захочешь, и телевизор. Да хоть посудомоечная машина! — теперь мы улыбались оба. — Хотя я не прочь и сам мыть посуду, люблю это дело... Мы заведем собаку. Даже несколько. Только представь! Утро. Ты спускаешься на первый этаж в моей майке, надетой на голое тело, и собаки набрасываются на тебя со всей своей щенячьей нежностью. А по вечерам на террасе мы будем пить чай, заверенный на травах, которые я умею и люблю собирать. С нашей террасы открывается потрясающий вид на изгиб реки… Видишь эту реку?
— Солнце восходит, по воде растекается золотистая рябь, — мечтательно продолжила я.
— Да, рассвет — прямо как здесь. Еще прохладно, давай я уведу тебя домой, туда, где горит камин и пахнет сосной, — Никита нежно провел ладонью по моей щеке — и еще не опустил руку, как утро прорезал собачий лай.
Я не успела опомниться, даже толком не определила, откуда доносится звук, а Никита, забросив рюкзаки за плечо, уже тащил меня за собой. Сонливость как рукой сняло, но тело все еще плохо слушалось, и Волк ласково подбадривал меня, хотя ладонь его казалась стальной.
Мы понеслись в сторону деревни. У первой же хаты Волк отпустил мою руку и приказал оставаться на месте. Стоять, когда собачий лай становится все громче, казалось самоубийством, и я невольно потянулась за Никитой.
— Вера! — одной рукой он сжал мое плечо, другой указал на рыжего скакуна, который в путах пасся на поле в полусотне метров от нас.
— Нам нужен этот конь. Стой здесь и жди меня! И больше ни шага!
Я кивнула.
Вдруг мне показалось, что ветер донес голос моего отца. Я оглянулась. По полю к нам бежали трое мужчин с собаками. Сердце забилось так сильно, что это стало причинять боль.
Я сделала глубокий вдох и сосредоточилась на Никите. Он брел к коню. Именно брел, а не летел стремглав, как это сделала бы я. Слишком медленно!
«Быстрее! Быстрее! Быстрее!» — беззвучно умоляла я Никиту.
— Вера!.. — кричал отец с таким надрывом, какого я никогда от него не слышала.
Я заткнула уши.
Мне нельзя было верить в папину любовь — особенно сейчас. Возможно, он жалел меня, даже волновался — но не любил. Когда-то в детстве — да. Но не потом, не после смерти матери. Я нужна ему как источник информации. Как орудие в войне со зверодухами, с моим Волком.
Не пойду к нему. Ни за что.
Но уйду ли я от него?..
От моего отца еще никто никогда не сбегал. Он разыскивал людей на других континентах, на полях военных действий. Так как же от него сбежим мы? Без еды и почти без сна, измученные, уставшие. А всего в паре сотне метров от нас они, полные сил, с ружьями и гончими. Зачем им ружья?.. Зачем моему отцу — ружье?!