Никита подошел к коню и протянул руку, чтобы коснуться гривы.
«Быстрее! Быстрее!»
В последние дни судьба баловала меня возможностями выбора. Она словно проверяла меня на прочность, снова и снова предоставляя шанс сбежать, вернуться к своей привычной жизни. Но разве я могла это сделать? Просто забыть обо всем, что узнала и почувствовала? Мой старый мир был разрушен до основания, а центром нового стал Волк.
«Быстрее, умоляю!..»
Когда Никита обрезал путы, Охотники были так близко, что ветер отчетливо доносил их голоса. Мой Волк не торопился, действовал медленно и уверенно, успокаивая коня, встревоженного собачьим лаем: гладил по гриве, шептал что-то на ухо — вел себя так, словно забыл о преследователях. Но в тот момент, когда Охотники спустили собак, он вскочил на коня.
— Прыгай! — Никита протянул ладонь. Второй рукой он держался на гриву.
Я понятия не имела, как сделать это без стремян.
— Просто возьми меня за руку, — исправился Волк.
Вот это уже было в моих силах. Я сжала его ладонь — и в следующее мгновение оказалась за спиной Никиты. Даже толком не поняла, что произошло, а мы уже мчались через поле во весь опор.
Собаки стремительно настигали коня, на какое-то время страх придал ему силы, и он понесся быстрее. А потом одной из гончих удалось цапнуть его за ногу. Истошно заржав, жеребец встал на дыбы. Картинка перед моими глазами рванула вниз, затем снова — вверх. Я со всей силы вцепилась в Никиту и зажмурилась. Он пытался успокоить скакуна, но животное повиновалось не его волшебному голосу и даже не боли от ударов пятками в бока, а страху. Теперь главными стали гончие. Они бегали по кругу, не давая коню выйти за его пределы. Охотники были уже совсем близко, я отчетливо видела обезумевший папин взгляд.
«Все, конец!» — подумала я.
Еще немного, и Охотники стянут нас на землю, разнимут, растащат в разные стороны. Что тогда станет с Никитой? На какой Волчьей ферме его искать?..
От этих мыслей в глазах помутилось, и я не сразу осознала, что увидела — из темноты леса отделились тени и заскользили по полю. Картинка скакала перед глазами вместе с перепуганным конем, но я, крутя головой, впитывала зрелище, от которого дух.
К нам неслись дикие волки.
Все, что я видела до этого, поддавалось логике, даже их ночные визиты в деревню можно было понять и объяснить. Но четверо пепельно-серых диких животных, которые выбежали из леса, несмотря на собачий лай и запах ружей, казались видением.
Волки сцепились с собаками — словно сошлись две волны. Раздался визг — собачий, волчий — не разобрать, а затем несколько выстрелов. Конь рванул вперед. Тело моего Волка напряглось до предела, и еще долгое время, пока мы скакали, оно оставалось стальным.
Мы миновали перелесок, выскочили к трассе и несколько минут неслись вдоль нее по окраине пшеничного поля. Водители сигналили нам, гудки машин казались глухими, словно у меня в ушах была вата. «Мы спасены… — шептала я сама себе, чтобы поверить в это. — Мы спасены…»
Когда мы остановились, солнце поднялось высоко над верхушками елей. Никита отпустил коня и крепко прижал меня к себе. Я обвила его шею руками.
Мы стояли на обочине дороги, любая из проезжающих машин могла стать нашей попуткой. И возле нас не было ни одного человека с ружьем.
Водители не торопились останавливаться, видя голосующего Никиту, так что на передовую отправилась я. Третья же машина остановилась — так резко, что по асфальту протянулись следы от шин. Глядя на черные полосы, Никита покачал головой.
— Собаки пойдут по следу. Сойдем через пару километров, — он открыл пассажирскую дверь и попросил подбросить по ближайшей деревни.
— А потом можем перейти реку, чтобы запутать следы, — я говорила спокойным, уверенным шепотом, но от волнения зубы выбивали дрожь.
Никита обнял меня.
— Поблизости нет рек, только канавы. А стоячая или медленно текущая вода сохраняет след лучше сырой земли.
— Тогда можем помыться и переодеться. В рюкзаке есть запасная одежда. А эту выкинем.
Водитель посмотрел на нас в зеркало заднего вида, встретился взглядом с Никитой и отвел глаза.