Если бы рядом треснула ветка, у меня бы, наверное, остановилось сердце.
Но лес по-прежнему был спокойным и миролюбивым. Куковала отсчитывала неизвестно чьи годы, поскрипывали сосны. Почти успокоенная, я пошла к моему Волку.
Никита умылся и сменил майку. Рана, к которой он приложил то ли траву, то ли мох, уже не кровоточила. Он сидел с закрытыми глазами, будто спал.
И снова эта дурацкая, ничем не оправданная надежда — а вдруг все стало как раньше?
Никита подпустил меня слишком близко, прежде чем обернуться. Его взгляд по-прежнему был болезненным и уставшим.
— Ну что, уже попрощался со мной? Думал, не вернусь? — нарочито весело спросила я и достала из кармана бутылочку с перекисью. Перекись и пластырь — все, что удалось донести.
Никита не спрашивал, где я пропадала. Казалось, он вообще не слишком обрадовался моему появлению. Так и есть — не дала ему меня спасти.
Главное, Никита дождался моего возвращения.
— Не знаю, почему ты до сих пор не понял, — сказала я, отнимая от его раны мох, пропитанный кровью. — Я не уйду от тебя.
Волк молчал.
Я налила на рану перекись. Никита резко вскинул голову, но не от боли. Он отвел мою руку.
— Кем ты пахнешь? Это…
— …запах Леши. Мы случайно встретились на перроне, — я опустила голову и стала смазывать укусы комаров на своих ладонях. Сама понимала, как по-дурацки прозвучала моя попытка сгладить углы.
Я не видела взгляда моего Волка, но отлично могла представить.
Никита поднялся, быстро, хотя и опираясь о дерево. Оглянулся. Его лихорадило.
— Его нет, ты же сам видишь! — попыталась я успокоить Волка. — Ты бы его почуял верно? Почуял бы?
— Я даже тебя не сразу почуял, ты пришла с подветренной стороны!
Как же я не привыкла к нему такому — агрессивному, неразумному, дикому.
— Если бы Леша выследил меня, он был бы уже здесь, верно? И не стал бы прятаться за деревьями, — сказала я как можно тверже.
— Нам нужно идти, — ответил Волк, вертя головой так, словно за каждым кустом видел Охотников.
Я выдохнула.
— Хорошо. Но больше по лесу я не пойду. Сядем в электричку.
— Нет.
— Да, мой Волк. Мы сядем в электричку. Будет так, как скажу я.
Он колебался.
— Не на этой станции — на следующей, — наконец согласился он.
Ну, хоть что-то.
Я соединила края его раны пластырем. Натянула на голову Никиты капюшон — и мой Волк стал похож на больного, изможденного подростка. Затем я наклеила пластыри на свои кровоточащие мозоли, и мы с Никитой снова побрели по лесу.
Алекс
Я возвращаюсь в агроусадьбу, уже зная, что Охотники снова упустили Веру. Она ускакала от них — в прямом смысле слова. На лошади. Цирк…
Возможно, я просто устал от этих качелей. Везет — не везет. Вера близко — Вера далеко. Забег оказался слишком долгим и изматывающим, особенно для любителя спринта. Я устал хотеть и не получать. Словно та собака с санями, над головой которой держат палку с куском мяса — чтобы заставить бежать. Но как она ни старается, мясо ближе не станет.
А может, мне просто нужно выспаться. Я и не помню, когда мне это удавалось в последний раз. Все урывками, клочками…
Я резко выворачиваю руль — похоже, все-таки задремал. Чуть не вылетел на обочину.
Оборачиваюсь на Лесс. Она полулежит на заднем сиденье с прикрытыми глазами. Но спит ли… Черт ее знает. Глядя на нее, понимаю, что мне запрещено ныть. По сравнению с Лесс я в шоколаде.
Полдень. Жара. Дорога однообразная — поля, поля. И снова поля с далекой кромкой леса. Колосья колышутся на ветру, золотистые волны перекатываются по пшеничному полю. Иногда встречаются каналы, иногда к трассе подползает железная дорога. Вокзал…
Я проезжаю мимо, не веря своим глазам. Даю по тормозам. Машинально снимаю солнцезащитные очки.
Совпадение кажется нереальным — не жара ли играет с моим воображением? Но сердце уже колотится, ладони увлажнились.
Даю задний ход, всматриваясь в силуэт на перроне.