Лара любила те изумруды, а перстенек с крохотной зеленой искоркой и вовсе носила не снимая. Но, вот беда – яркие зеленые камни никак не шли к нежному цвету платья, которое она выбрала. Пришлось от них отказаться.
Лара даже вынула из тайника свою главную драгоценность – медальон с ласточкой. Примерила… до чего же ладно он смотрелся на ее шее – будто для Лары и создан. Будто греет металл изнутри. Но надеть не решилась. Скрепя сердце сняла украшение, снова замотала в платок и убрала подальше.
Что ж, вечернее платье от Чарльза Уорта1 оттенка слоновой кости маменька считала лучшим в Ларином гардеробе. По правде сказать, от Уорта там был лишь приблизительный фасон, а пошито оно вообще-то руками известной тихоморской портнихи Матрены Силантьевны. Дорогущий кисей из экономии нашили на подкладку из простого ситца, а «английское» кружево Ларе помогала сплести Галка. Но вот что портнихе удалось, так это шелковое шитье на юбке – все болотинские девушки замирали от этой красоты.
Впрочем, Лара не была настолько наивной, чтобы рассчитывать поразить тем шитьем madame Щукину. Сопровождаемая Коном, Ираида Митрофановна спустилась в гостиную на первом этаже, где собирались обычно гости перед тем, как пройти в столовую. В том, что ее Чарльз Уорт самый что ни на есть настоящий и так никто не сомневался, но она не была бы собой, если б не заметила:
– О, какая прелесть ваш наряд. Коллекция «Vogue» за март 1905 года? Сами шили, милочка моя?
– Нет, портниха… – Лара покраснела и не знала, куда себя деть под насмешливым ее взглядом.
– Милочка, напомните, – сказала тогда madame, веером легонько коснувшись Лариного подбородка, – чтоб я подарила вам номера «Vogue» посвежее, прошлогодние. Дадите своей портнихе. И запомните, Ларочка, к Чарльзу Уорту непременно нужно одевать бриллианты – их отсутствием вы окончательно убиваете замысел маэстро.
Лара не могла осмелиться даже головой мотнуть, чтобы противные перья мертвого павлина из веера madame не касались ее лица.
И что же Кон? Тот единственный, кому она совсем еще недавно хотела доверить свою тайну, которого считала самым близким из присутствующих – своим главным защитником! Он и слова не сказал madame. Молча глядел в сторону и делал вид, будто ничего не происходит.
Кроме них троих в гостиной были только господин Ордынцев, папенька Даны, и Анна Григорьевна, компаньонка madame. Они пришли вместе и прежде с увлечением рассматривали коллекцию морских кораллов, расставленную на полках, но на голоса обернулись. В добрых глазах Анны Григорьевны ясно читалась сочувствие… но вмешаться она, конечно, не посмела.
Не зря Лара так не хотела идти, ох не зря…
Лишь когда madame, уже всласть поиздевавшись, отвлеклась на Галку, внесшую канапе и шампанское – лишь тогда Конни извинился перед своей спутницей и шагнул к Ларе.
– Зачем ты явилась! – зашипел он ей на ухо с явным недовольством. Будто в чем-то обвинял. Схватил за руку выше локтя и больно сжал, уводя в сторону. – Разоделась еще… Он пригласил?!
– А что, если и пригласил? – тоже зашептала Лара. Ей уже хотелось расплакаться. – Или я права не имею?..
– Не имеешь!
– Почему?!
– Потому! – Конни опасливо оглянулся. – Не верь ему! Ни единому слову не верь, ты не знаешь, что это за человек!
– Да почему же?! – уже в голос спросила Лара, но Кон не ответил – резко повернулся к лестнице, по которой как раз спускались Дана и господин Харди.
Они даже об руку не держались – будто чужие. Дана со сдержанной вежливостью улыбалась гостям и чуть-чуть, будто по-дружески, качнула головой Ларе. От господина Харди же, напуганная Коном, Лара старательно отводила глаза, потому и не знала – посмотрел ли он на нее хоть разок?
Удивительно, но стоило Дане Ордынцевой появиться в гостиной, как бриллианты madame Щукиной несколько померкли. Хотя ювелирных украшений, даже тоненькой золотой цепочки, она не носила. На Дане было платье из струящегося шелка оттенка пыльной розы, отделанное по лифу кисеем и кружевом, а темные волосы она собрала в высокую, украшенную живыми цветами прическу. Но самым удивительным в ее наряде было умопомрачительное декольте – на грани дозволенного. Еще чуть-чуть, и оно было б уже неприличным. Кон – и тот едва шею не свернул, оборачиваясь, когда пара прошла мимо них к столу с закусками.