— А кто это поднимается сюда по склону? Вон там, — показал взглядом Кэлин.
Жэм повернулся. Юноша подскочил к нему и ударил плашмя по ляжкам.
— Ах ты, мошенник! — возопил Гримо, и схватка возобновилась с новой силой.
Банни перекатился на спину и уставился в небо. Вот бы иметь крылья, как у орла, и парить высоко-высоко в небе, под облаками, оглядывая сверху раскинувшиеся далеко внизу зеленые луга и леса, не зная забот, тревог и опасностей. Интересно, холодно там или тепло? Наверное, тепло, ведь солнце ближе к небу, чем к земле.
Банни зевнул. Последние дни он только тем и занимался, что спал, ел и отдыхал. Странно чувствуешь себя, когда в животе не урчит от голода, когда не давит холод, когда спишь под теплым, тяжелым одеялом, а голова покоится на мягкой подушке. Он провел рукой по зубам. Они уже не шатались.
Жизнь была хороша.
Завтра — праздник весны. Банни, редко имевший возможность полакомиться вкуснятинкой — запеченным с медом поросенком, фаршированным гусем или маринованной в вине бараниной, — ждал его с нетерпением. Однако к радостному предвкушению примешивалось беспокойство. В толпе обязательно будут Лусс Кампион или Каммель Бард или кто-нибудь еще из варлийских юнцов, от которых можно ожидать любых неприятностей. Банни рассчитывал на компанию Кэлина, но тот сказал, что идет на праздник с Чарой Вард.
Мальчик сел, продолжая наблюдать за другом. Кэлин двигался легко и уверенно, не страшась боли, хотя деревянный меч Жэма то и дело находил дыры в его обороне. Банни тоже хотел бы стать таким же смелым, научиться не бояться.
Бойцы сошлись. Великан отбросил меч и стиснул противника мощными руками. Оба упали и покатились по траве, мутузя друг друга и смеясь.
— Хватит! Хватит! — крикнул Гримо, разжимая свои медвежьи объятия. Он сел, покачал головой и, переводя дыхание, взглянул на Банни. — Хочешь попробовать сразиться на мечах, приятель?
— Нет, сир, спасибо.
Жэм поднялся и направился к мальчику через лужайку. Банни вспомнилось, как он впервые увидел одноглазого великана и какой жуткий страх он тогда испытал. Ему было тогда лет пять или шесть — не важно. Банни до сих пор помнил, что, заметив направляющееся к их дому страшилище, поначалу принял его за демона. Единственный глаз поблескивал, налитый, как казалось мальчику, злобой. На плече великан нес огромный мешок, в котором, как подсказало Банни воображение, лежали тела маленьких детей. Поняв, что ему уготовано разделить их судьбу, перепуганный малыш громко закричал и побежал к дому. Выскочившая на крик Шула поклонилась гостю. Гримо улыбнулся в ответ, и в тот же миг все страхи малыша рассеялись. Улыбка была широкая, веселая и заразительная. Тем не менее Банни так и не решился выйти из-под юбки матери.
— Знаю, что твой муж ушел искать работу, — сказал великан. — Вот и подумал, что немного лишнего мяса тебе не помешает.
— Спасибо, мастер Гримо, но у нас все есть.
— Не сомневаюсь, — тут же уверил ее гость, — но у меня перед ним небольшой должок, а денег нет, так что отплатить могу только мясом. — Он опустил мешок на землю и достал большой кусок окорока и несколько свертков. — Здесь сахар, соль и горшочек той горчицы, которую вы, варлийцы, так любите. Без обид.
— Какие могут быть обиды, мастер Гримо. Когда муж вернется, я скажу ему, что вы вернули долг.
— О, это лишь часть долга. Я еще вернусь, как только раздобуду денег, — пообещал великан.
На этом он ушел. Потом Жэм Гримо приходил еще не раз, принося то продукты, то несколько дэнов. Со временем Банни понял, что никакого долга нет и никогда не было. Жэм не входил в дом, всегда оставался снаружи, оставлял то, что приносил, и, перекинувшись с Шулой несколькими словами, исчезал.
Одноглазый воин появился и неделю назад, когда мать Банни слегла от слабости, а мальчик уже начал бредить. Вместе с Гримо пришел Кэлин. Банни попытался встать. Горец наклонился над кроватью и взял женщину на руки. Платье у нее было грязное, перепачканное рвотой, лицо покрыто бусинками пота.
— Держись, девочка, я отнесу тебя домой, — сказал горец, Кэлин помог Банни встать на ноги и, подхватив под руку, потащил к выходу.
Теперь, по прошествии нескольких дней, Банни снова чувствовал себя сильным и сидел рядом с Гримо.
— Как твоя мать?
— Ей лучше, сир. Она уже почти поправилась.
Жэм положил свою громадную руку на плечико мальчика: — Не называй меня сиром. Мое имя Гримо. Хорошее имя, им пользуются все мои друзья.
Банни неуверенно кивнул, не зная, что ответить. К ним подсел Кэлин. Потирая предплечья, он сказал:
— Мечи такие тяжелые.
— Они полые внутри и залиты свинцом, — объяснил Гримо. — Так сделано для того, чтобы рука привыкала владеть настоящим оружием. — Он усмехнулся. — Я слышал, ты собираешься прогуляться к дереву с одной варлийской девчонкой.
— О свадьбе нет и речи, — ответил Калин. — Она мой друг, вот и все.
— Значит, ты идешь на белътинский праздник со своей подружкой?
— Нельзя говорить, что праздник бельгийский. Он проводится в память о Госпоже-В-маске. А бельгийский праздник — это язычество, он появился из поклонения дьяволу.
— Ба! Какая чепуха!
Жэм наклонился к Кэлину и шумно засопел, принюхиваясь.
Эй, что это ты делаешь?
— Хочу понять, насколько ты пропитался варлийскими дерьмом.
Кэлин расхохотался:
— И это говорит человек, мывшийся последний раз еще на заре мира. Клянусь небесами, Гримо, запах твоих подмышек свалит даже быка.
Лежа на траве, Банни смотрел в небо, слушал шутки Кэлина и Гримо, улыбался и испытывал приятное чувство товарищества, принадлежности к группе. Через некоторое время Жэм вытащил из холщовой сумки бутылку золотистого уисгли. Сделав пару хороших глотков, предложил бутылку Кэлину, но тот покачал головой.
— А тебе бы не помешало. Прочищает кровь.
— Не хочу становиться таким, как ты, — ответил юноша. — Через десять минут начнешь рассказывать сказки о прежних временах, когда мужчины были мужчинами, а…
— Пожалуй, ты прав. — согласился Гримо. — Тогда расскажи нам об этой варлийской девчонке.
— Почему ты все время называешь ее «варлийской девчонкой»?
— А как мне ее называть? Она и есть варлийская девчонка. Ты ее любишь?
— Не знаю. Мне просто нравится быть с ней вместе и… она очень красивая.
Гримо еще раз приложился к бутылке.
— Ты целовался с ней? Только честно.
Кэлин смутился:
— Мужчина не должен об этом говорить.
— Может быть, хорошо. Тогда позволь мне сказать так: если ты целовался с ней и до сих пор не знаешь, влюблен ты или нет, то, вероятно, не влюблен. Красивые женщины, Сердце Ворона, это огромный соблазн. Но в любом случае Чара хорошая девушка. Так что послушай дядю Жэма. Не укладывай ее в постель, пока не будешь уверен, что хочешь пойти с ней к дереву.
— У меня нет ни малейшего желания говорить на эту тему, — сказал Кэлин. — Это неприлично.
— Если уж становится невтерпеж, — продолжал Гримо, не обращая внимания на его протесты, — а такое рано или поздно случается с каждым мужчиной, то вокруг немало женщин, которым сердце запросто не разобьешь. Я, например, захаживаю в заведение у старой мукомольни.
— К Парше Виллетс? — Кэлин скорчил физиономию. — Да ведь ей около сорока!
— Она хорошая девушка, и у нее доброе сердце, — беззаботно возразил Жэм.
Кэлин расхохотался:
— Ты хочешь сказать, что у нее можно получить в кредит?
— Да.
— Какой же ты безнравственный человек, Гримо. Неудивительно, что приличные люди избегают общаться с тобой.
— А вы пойдете на праздник, Гримо? — спросил Банни не столько из любопытства, сколько ради того, чтобы попрактиковаться в употреблении имени нового друга.
— Возможно, я еще не решил.
— Два года назад вы победили в состязании по кулачному… Говорят, в этом году тоже будет какой-то турнир.
— Нет, Банни, это не для меня. Варлийцы окружат бойцов-горцев, начнут подбадривать их, науськивать один на другого. Нет, я их потешать не собираюсь.