Шарик и Полкан, несмотря на русские имена и юный возраст, оказались завзятыми расистами: стоило по Пото-авеню пройти негру, как мы слышали довольно угрожающий «ррр-тявк!», который копировал басовитый «РРР-гавс!» макферсоновых кобелей. На пешеходов прочих рас щенки внимания не обращали, разве что кто-то пытался зайти к нам на веранду, когда никого из нас там не было. Исключения делались только для хорошо знакомых негров, вроде Фебы, служанки Макферсонов, семейства Браунов и нескольких поденщиц.
Джейк уверяет, что наши собаки – самые настоящие негроловы, с которыми в былые времена охотились на беглых негров. Норман был склонен к тому, что наши собачки просто чувствуют, когда их боятся. «Чего ж тут бояться?» – вопрошал Джейк, приподнимая увесистого щена и одновременно пытаясь убрать подальше свой нос от его языка. Бояться было пока нечего, это сейчас были энергичные комочки сплошной милоты. Нет, ну на родителей щенят посмотреть – да, испугаться можно. Хоть и чистопородные дворяне, а предки у них явно были крупные.
Макферсон насчет специализации своих собак помалкивал, но их расизм не отрицал. «Они сами по себе такие вырастают, я их ничему не учу, – говорил он. – Двор сторожат – и ладно».
Впрочем, вернусь в тот момент, когда мы, прихватив по дороге доктора, поднялись на веранду к Шварцам. Здесь уже обедали миссис де Туар с девочками и внуком, и старшая мисс Шварц тут же понесла тарелки и нам.
– Хлеб только кукурузный, – привычно уведомила она, и мы так же привычно приняли это к сведению. Возможно, кукурузный хлеб трудно отнести к классической немецкой кухне, но рецепты фрау Шварц подстраивались под местные условия. Это же не ресторан «Дельмонико», а простая столовка, где главное требование – чтобы было сытно и дешево. Ну а в наших краях кукурузная мука была дешевле пшеничной, и местные дешевые овощи порой сильно отличались от европейских, и от таких нюансов немецкая кухня Шварцев начинала приобретать отчетливый индейский акцент. Например, в супе из зелени с беконом было столько окры, что миссис деТуар всегда именовала его «этот немецкий гумбо». Или это, наоборот, южные блюда в руках фрау Шварц приобретали немецкий акцент? Вот не знаю, да.
Мисс Шварц, подавая нам второе, посматривала через дорогу: там у салуна стояли четыре лошади – так не зайдут ли их хозяева, приняв по стаканчику, пообедать? Но парень, который из салуна вышел, в сторону столовой даже и не глянул, а направился в магазин Макферсона. Несколько минут спустя вышли и остальные, и тоже без особого интереса глянув на нас, сели на лошадей, четвертую лошадь повели за собой, передвинувшись к магазину.
– Эй, Билли, ты там скоро?
Но Билли не выходил, а чуть погодя в магазине грохнул выстрел.
Парни на лошадях ошарашенно заозирались, потянулись к оружию.
Из Уайрхауза заорал Фокс:
– А ну, не двигаться, вы у меня под прицелом!
Один из парней поднял руки:
– Да мы и стрелять не собирались!
Наша компания, хоть мы и без оружия были, выскочила на улицу. Миссис деТуар и мисс Шварц, наоборот, запихивали молодняк в дом.
В магазине было тихо.
– Джентльмены, – дипломатично сказал Норман, подойдя к всадникам. – Постарайтесь не делать лишних движений, наш Фокс Льюис уж очень метко стреляет.
– Фокс? – переспросил тот из парней, что демонстрировал пустые руки. – Фокси, это ты?
Фокс выдвинулся из дверей Уайрхауза с дробовиком наготове. Ну да, он же каждый день с оружием не ходит, схватил что поближе было, из шкафчика в ателье. За его спиной маячил Саймон, но выходить на крыльцо он не стал.
Фокс перебежал улицу и осторожно заглянул в дверь магазина.
– Не стреляй! – послышался оттуда перепуганный мужской голос.
– Китти! – окликнул Фокс.
– Я здесь, все в порядке, – прошелестел тихий голос миссис Уильямс.
Фокс зашел в магазин, огляделся, пошептался с миссис Уильямс и вышел.
– Логан, – сказал он парню, все еще державшему руки поднятыми. – Забери своего, я его таскать не буду.
– И пять долларов пусть заплатит, – из-за его спины послышался твердый голос миссис Уильямс. – Сапоги мы обратно не примем, они в крови!