Ответ пришел саам собой и на этот раз уже в виде картинки. В виде образа красивого мужчины, облаченного в те самые черные доспехи, в которых Бог Смерти пришел забирать меня из лап дракона. Я знала, что именно так Шидʼту и выглядел в прошлом, и его голос был мягким, а слова, которые он шептал на ухо чужой жене – нежными, ласковыми. И, знаете, в воспоминаниях Зары все выглядело таким гармоничным и правильным, безупречно идеальным, что у меня и мысли не возникло, будто ее к чему-то принудили или коварно соблазнили. Она в самом деле любила того мужчину, а он, кажется, действительно любил ее. И она, как влюбленная женщина, которая всегда была способна на самопожертвование, придумала единственный правильный выход, нашла решение, которое не позволило бы ее мужчине кануть в безвестность.
Шидʼту не соврал: это Зара придумала украсть душу Разрушения, чтобы с помощью ее силы превратить своего любимого в куда более сильную сущность, которая бы не истлела без любви верующих. Замысел был прост и только благодаря этому он удался. Если бы не одно «но»: дариканцы жестоко отомстили воровке.
Я прикрыла глаза, пытаясь вытряхнуть из головы отвратительные образы умирающей Зары, из последних сил сдерживающая в себе душу Разрушения. Ее боль даже сейчас неприятно пульсировала у меня за ребрами, как будто все это происходило со мной.
Шидʼту пришел за ней, и даже пытался спасти, но он был слишком слаб и боль от потери любимой давила на него чувством вины. И все, что могла сделать умирающая Зара – впитать и его душу тоже, чтобы из последних сил объединить их во что-то гораздо более сильное и разрушительное.
Я сглотнула и, сама того не понимая, увидела, что странные символы на Скрижали больше не похожи на абракадабру, и я могу читать их, словно букварь: правда этого мира, правда о двух богах, которые просто хотели быть вместе несмотря ни на что.
А потом в воспоминаниях Зары, теперь каких-то смутных и расплывчатых, появился Райтон, и, странно улыбаясь неживыми безразличными глазами приказал дариканцам вынуть слитые воедино сущности Смерти и Разрушения любой ценой, даже если душа Зары разрушится, и богиня перестанет существовать вовсе, без возможности когда-либо переродиться. И так я поняла, что дракон давно был с ними в сговоре и он сделал так, чтобы прихвостни Разрушения «позволили» Заре украсть его душу. Я горько усмехнулась: почти нормальная реакция брошенного мужа – любой ценой отомстить обидчикам и заставить их пожалеть о своем обмане. Как любила говорить моя приятельница по универу: пободаться новыми рожками.
И бедная Зара сделала то, что должна была сделать, чтобы исправить все, что натворила: она просто размножила себя, превратила в сотню слабых Отражений, в сотню маленьких Мааʼшалин, которые разбежались во все стороны, отвлекая на себя дариканцев. Почему? Потому что в одном из этих Отражений и была настоящая Зара, и она все-таки смогла сохранить маленький осколочек души своего любимого Бога смерти, без которого сверкающая новая сущность никогда бы не стала полной. Это… ну, знаете, словно пазл на пару тысяч кусочков, в котором не хватало самого важного, центрального фрагмента. Вроде и картина готова, а на стену не повесить и друзьям не похвастаться.
Если бы я не была обескуражена хлынувшими воспоминаниями, то уже, наверное, точно бы или ревела в три ручья, или ругалась от всей души, или, скорее всего, делал и то, и другое. Потому что, хоть эта сладкая парочка и натворила дел, мне было жаль их. Люди просто хотели любить и жить – что в этом такого? Я вот тоже хочу жить, и вместе со своим Рогаликом, а не с этим… манекеном из медицинского института.
Я собиралась сказать что-то умное, вроде: ну, ребята, вы в принципе натворили дел, так что какие могут быть обиды на то, что обманутый рогоносец ухитрился обыграть вас на вашем же поле, но в этот момент в моей памяти – памяти Зары – вспыхнуло последнее, самое непонятное воспоминание.
Сквозь какой-то вязкий, молочно-белый туман я увидела лицо. Сначала его черты были размыты и размазаны, словно краски по холсту, если бы художник рисовал вдрызг пьяным.
— Теперь ты понимаешь, что я говорил правду? – разрушил эту хрупкую связь голос Граз’зта.
Я была готова броситься на него с кулаками за эту неуместную реплику. Это было все равно, что вбить меня на взлете, когда все ниточки, казалось, вот-вот соберутся в одну точку.