- Я сейчас, - сказала я, довольная, что можно улизнуть хоть бы на пару минут.
Звонила Света, и я никогда в своей жизни так сильно не радовалась ее звонку. Она заговорила о всякой чепухе: о том, что у нее сгорела кастрюля, когда она поставила печенку вариться и забыла об этом, о том, что сосед Эдик, пропитанный спиртными парами, ломился в ее квартиру, перепутав со своей, и о том, как жена Эдика орала на весь подъезд, что упечет его в психушку.
Света говорила быстро, проглатывая слова, так что не всегда было понятно, о чем она вообще, но я покорно поддакивала, даже расспрашивала о ее новой работе. Света, по-видимому, была так счастлива, что я стала приветливо с ней разговаривать и интересоваться ее персоной, что мне стало как-то даже совестно за мою неискренность и лицемерие. В конце концов, она закруглилась, вырвав у меня обещание забежать вечерком «поболтать», что звучало не особенно заманчиво.
Я собралась с духом и направилась к своему брошенному гостю. Выйдя из комнаты в коридор, я вдруг увидела Пашу, который стоял, прислонившись к стене, и смотрел на меня.
- Понимаешь, там просто Света звонила...
Я не успела договорить свое оправдание, как он шагнул ко мне и взял за руку.
- Это не важно, - сказал он, не сводя с меня глаз.
- А что важно? - ответила я, ощущая себя героиней мелодрамы.
- Ты мне нравишься, Маша. Очень, - ответил Паша и приблизился настолько, что я ощутила его дыхание рядом со своим лицом. Мое сердце трепыхалось как бешеное, слова застывали в горле и не могли вырваться наружу. Внутри меня все дрожало и тряслось, как в лихорадке.
- Ты мне...тоже, - еле слышно выдавила я, и тут он меня поцеловал. Все мое существо захлестнула жаркая волна, и я забыла обо всем на свете.
Пара часов прошла как в тумане. Я, кажется, произносила какие-то слова, даже смеялась, он тоже что-то говорил, но все, что я запомнила, это мягкое прикосновение его губ, горячее дыхание на щеке и мягкие объятия.
Когда Паша ушел, я опустилась на пол, прижимая ладони к щекам и стараясь успокоиться, а то сумасшедшее сердце готово было лопнуть от напряжения. И как еще я могла сомневаться в своих чувствах к нему?! Я была влюблена, безумно влюблена в этого сумасброда. Он меня поцеловал! И его даже не отпугнул мой плюшевый желтый костюм.
К Свете в тот день я, конечно же, не пошла. Написала сообщение, что мой кашель стал хуже и я не в силах выйти из дома. Света прислала горячие пожелания выздоровления и предложила прийти самой. Я как можно вежливее отказалась и, отделавшись от нее, принялась строчить сообщения Ленке.
Я уже писала ей о своих сомнениях по поводу чувств к Паше, Ленка советовала подождать и не бросаться в омут с головой, но к чему теперь ждать, когда я все поняла! Я верила сердцу, и Паше, и солнечному августу. Я была так счастлива, что хотелось петь и кружиться! На мои излияния Ленка ответила не совсем так, как хотелось бы. Она разделяла мою радость, но отчего-то не верила в серьезность намерений Паши в отношении меня.
«Из того, что ты мне писала, я поняла, что он очень увлекающийся человек. Вдруг его чувства к тебе поверхностны? Нет, пойми меня правильно, я допускаю, что он действительно в тебя влюблен, но надолго ли? А ты сама-то уверена, что он тебе нравится?»
Я написала, что уверена целиком и полностью, и Ленка благословила меня на первые отношения, не став больше пугать глупыми предостережениями.
***
Август буйствовал, щедро одаряя людей не по-августовски горячим солнцем, а в моей душе благоухала весна. Мы с Пашей гуляли по залитым солнцем аллеям, держась за руки и болтая о пустяках. Я боялась сделать или сказать что-нибудь не то, ведь опыт в отношениях у меня был нулевой. Еще раньше из туманных намеков Карины я поняла, что Паша довольно популярен и девушек у него было немало. Но меня это не пугало, ведь поведение Паши, его слова, поцелуи, объятия были такими искренними. Наши сердца бились в унисон, и мне хотелось, чтобы лето никогда не заканчивалось.
Я забыла обо всем - в моих мыслях поселился Паша, а сердце безраздельно заняла любовь к нему. Я просыпалась утром, и мне не терпелось его увидеть, а вечером, когда Паша доводил меня до подъезда, мы не могли оторваться друг от друга. Маме я ни о чем не говорила, но она, вероятно, догадалась по моему ошалелому виду и улыбалась, не расспрашивая ни о чем.
Так пролетели пять дней.
Как бы мне в любовном угаре ни хотелось забыть о Свете и обязанности ее «проведывать», мама не оставляла меня в покое, и я два раза покорно добрела до бабушкиного жилища. Света была очень рада меня видеть, но я, наварив ей гречки или картошки и сунув в холодильник продукты из супермаркета, стремилась улизнуть как можно быстрее, досадуя, что мне приходится отбывать эту «повинность».