- Романтично? Хм, дай подумать. Например, мы завтра пойдем есть японскую лапшу. Подходит?
- Ты все шутишь, -- укоризненно произнесла я, притворно хмурясь.
- Почему это шучу? Все серьезно. Если хочешь, во время пережевывания лапши я могу читать монолог Ромео.
Паша остановился, принял характерную позу и патетическим тоном начал:
- Но что за блеск я вижу на балконе? Там брезжит свет. Джульетта, ты, как день!
- Заезжено слишком, - оборвала его я, скрестив руки на груди.
- Притворщица ты, вот кто, - обиженно проговорил Паша. - Прикидываешься романтичной, а сама приземленная материалистка.
Он картинно взмахнул рукой и пошел вперед.
- Эй, подожди!
- Так что насчет завтра? - спросил Паша, когда мы прощались у дверей моего подъезда.
- Не знаю... Мне бы к Свете сходить надо.
Паша наморщил лоб.
- А, это та, которая приставучая любительница абстракций?
- Ага.
- Ну, это не критично. Или ты к ней на целый день?
- Да вряд ли. Освобожусь - позвоню.
- Договорились.
Паша поцеловал меня в щечку и отправился восвояси. Но, пройдя несколько шагов, окликнул меня:
- Куда уйду я, если сердце здесь? Вращайся вкруг планеты, бедный спутник!
- Иди уже, - махнула я рукой и вошла в подъезд.
После сегодняшнего злоключения со Светой мне просто необходимо было к ней сходить, разведать обстановку. Совести требовалось убедиться в том, что Света ничего не слышала из моей гневной тирады, или, если уж она достигла ее ушей, извиниться. Этого требовали хотя бы правила приличия.
Я отправилась к Свете сразу после завтрака, по пути забежав в магазин и прикупив слоеный рулет. Для задабривания. А то еще нажалуется бабушке, с нее станется.
Света возникла на пороге какая-то помятая и уныло проводила меня взглядом, когда я преувеличенно веселым тоном поздоровалась и направилась на кухню. Там я поставила варить гречку, правда, не поинтересовавшись у Светы, нужна ли ей эта гречка вообще.
- Гречка сойдет? - спросила я, уже поставив кастрюлю на огонь.
- Да, спасибо.
- Я тебе рулет принесла, - сказала я, рассчитывая на сколько-нибудь эмоционально окрашенную реакцию.
- Спасибо, - поблагодарила меня Света таким бесцветно-спокойным тоном, что у меня чуть мурашки по коже не побежали.
Она все слышала. Вчера. Поэтому не стала прямо с порога вываливать на меня кучу своих глупых восторгов и новостей, как делала всегда. Я почувствовала себя неуютно. Следовало извиниться и поскорее.
- Пойдем, - вдруг сказала Света и направилась к себе в комнату. Я проглотила почти произнесенное «прости» и последовала за ней.
В комнате Светы правил хаос. Небольшое помещение было заставлено огромными хостами на подрамниках, мольбертами, какими-то фанерами и табуретками. Повсюду валялись тряпки, комки бумаги, карандаши, кисточки и использованные тюбики краски. Беспорядок был ужасающий, но в нем чувствовалось какое-то неуловимое очарование.
Я в нерешительности остановилась на пороге, как будто боялась, что сделав шаг, просто пропаду в этом хаосе, и меня никогда не найдут. Но Света поманила меня рукой, и я рискнула. В дальнем конце комнаты, у окна, стоял старый дедушкин письменный стол, тоже заваленный всякой всячиной. Откуда-то сбоку Света извлекла небольшой сверток и протянула мне. Судя по всему, это был упакованный холст на подрамнике нетипичного для Светы небольшого формата.
- Это мне? - спросила я несмело.
- Да. Это подарок. За то, что ты обо мне заботилась, пока бабушки не было, - сказала Света, не переставая рыться в куче на столе.
- Да нет, не стоило, - пробормотала я смущенно, теребя в руках сверток. - Мне было не трудно...
- Просто хотела тебя отблагодарить, - обыденным тоном произнесла Света, даже не повернув ко мне головы.
- Слушай, ты наверно слышала вчера... - собравшись с мужеством, начала я.
- Да, я слышала.
- Ты прости, серьезно, я не имела в виду... Просто у меня было настроение плохое, нервы, понимаешь, ну и я...
- Я понимаю, - сказала Света, в первый подняв на меня взгляд.
- Прости, это все ерунда...
- Ну почему ерунда? Это то, что ты думаешь обо мне. Следовательно, не ерунда, а правда, - опять-таки спокойно произнесла Света.
- Нет, я... это недоразумение. Прости, пожалуйста.
- Я прощаю, если тебе так уж необходимо это услышать.
- Но...
- Слушай, - твердо сказала Света и скрестила руки на груди, - я не глупая и все понимаю. Ты считаешь меня инфантильной тридцатилетней неудачницей, которая сидит на шее у сердобольной старушки, свесив ножки. Не только ты, но все наши родственники так считают, - голос Светы постепенно терял свою бесстрастность. - Вы думаете, что мне нравится жить на всем готовеньком и маяться бездельем. Но разве я маюсь? Я художник, ну как вы не можете понять? Неужели рисование перестало считаться достойным занятием? Я встаю рано утром и работаю до вечера, да, работаю! Ты-то должна понимать меня, понимать, какой самоотдачи требует рисование! Бывает так, что к вечеру я валюсь с ног от усталости. Вы считаете мои картины бездарными? Я рисую, как позволяет мне мое видение, и если, извини меня, находятся люди, готовые платить деньги за мои работы, значит это видение кому-то тоже не чуждо!