Сердце Железного Дровосека
Ветер подстегивал тучи невидимой плетью - огромный, в пол неба пастух гонит овечье стадо. Их шерсть вздымалась, подсвеченная солнечными лучами, клубилась, то затягивая, то открывая голубизну неба. Она была где-то там, за тонкой пеленой сгущающихся туч.
Нечто подобное творилось и в его голове. Где-то на задворках сознания виднелись кусочки того чистого, волнующего неба. Раньше оно было настоящим, но теперь... Это только воспоминания о прошлом, которого, ему все чаще кажется, никогда и не было. Все остальное заволокло серой пеленой.
Погода паршивая, но ему все равно. Грянул гром. Стекла витрины задрожали, и он задрожал вместе с ними. Что это с ним?
Он остановился. Кто-то врезался ему в спину и недовольно закричал: «чего стоишь как вкопанный, сопляк!». Потом он крикнул что-то еще, но он уже не слушал. Его занимала собственная рука, точнее волосы, которые от холода тоненькими нитями тянулись к небу.
Лер, так звали этого парня, держал руку согнутой в локте на уровне глаз и с любопытством наблюдал за тем, как морщится кожа. Когда небо и земля снова задрожали от раскатов грома, он даже не вздрогнул. Настолько он был увлечен этим атавизмом.
У его предков была шерсть, которая грела их во время похолоданий. Теперь шерсть исчезла, но кожа продолжает реагировать так, будто она все еще есть. Сам по себе процесс был скучен, но не он его интересовал. Это напоминало ему кое-что другое.
Лер пытался чувствовать, пытался испытывать эмоции, как обычный человек, но ему чего-то не хватало. Это как налить в пустую кружку воды и ожидать, что она превратится в кофе. Ты не получишь кофе, пока в ней не будет кофейных зерен, или пока не родишься Иисусом. Но и тогда на кофе не рассчитывай. Святые любят что покрепче.
Единственным, что он чувствовал, был холод. Сбегав домой за кофтой и зонтом, он вернулся на прежний маршрут. Когда первые капли дождя окропили асфальт, Лер шагнул под козырек небольшого ресторана.
Это был их любимый ресторан. Он сам предложил ей встретиться именно здесь, потому что помнил об этом, хотя больше не ощущал никакой эмоциональной связи с этим местом. Когда он проходил мимо, не было никакой радости или ностальгии. Мозг просто выдавал информацию о прошлом. Здесь они впервые поцеловались всего через неделю после знакомства...
Лер всегда думал, что перестать бояться - лучшее, что может случиться с ним в этой жизни. Иногда он представлял, что больше ничего не боится, и размышлял обо всех тех делах, которыми он бы занялся, какой насыщенной была бы его жизнь без производных страха: сомнений, неуверенности, раздражительности, гнева. Говорил себе - единственное, что его удерживает от великих свершений - страх под видом благоразумия.
И вот теперь его нет. Где та свободная жизнь, полная событий, на которые он не решался? Проблема в том, что вместе со страхом исчезает и ценность того, чего он боялся. Если проигрыш не имеет никакого значения, выигрыш перестает быть выигрышем, а становится заурядным действием. Теперь он не делал то, на что не решался ранее, только потому что оно больше не имело никакого значения. Разве будет человек по своей воле делать то, что не приносит ему никакой радости?
Когда он шагнул внутрь, звонок над дверью звякнул. Сделать сюрприз не получится. Она вскинула голову и встретилась с ним взглядом. Легкая болезненная улыбка коснулась её лица. Мария выглядела так, будто заболела или слишком устала. Она моргала медленно, как кошка, которая смотрит на того, кто ей нравится. Это усталость или любовь? Усталость или любовь? Скорее, усталость от любви...Потому что он знал, что она ему скажет.
Мария встала. На ней было длинное вечернее платье до щиколоток. Вместо рукавов с плеч свисали небольшие крылышки из полупрозрачной ткани. На стыке крыльев и плотной ткани шел ряд маленьких металлических бусин. Над вырезом полукругом не было никаких украшений. Только ее белоснежная кожа и родинка под левой ключицей. Волосы небрежно спадали на плечи.
«Садовая фея». - произнес кто-то в его голове его же, только более идеальным, голосом.
«Только почему-то вся в черном. Разве садовые феи носят черное?..»
«Каждую осень, когда умирают цветы».
Все вместе это производило странное впечатление. Она выглядела нарядной, но не было похоже, что она готовилась слишком долго. Просто достала из шкафа одно из платьев и пошла. Она всегда так делала, когда не хотела, чтобы кто-то думал, что она нарядилась специально, чтобы произвести впечатление. И, тем не менее, она его производила.
Объятия были короткими. Он хотел поцеловать ее, но она отстранилась.
- С годовщиной. - он улыбнулся.