– Например?
– Мама рассказывала, что в день катастрофы голос настоятельно советовал отцу вернуться. Просил отложить полет и ни в коем случае не садиться в этот самолет. Отец даже позвонил маме из аэропорта и рассказал.
– Почему же он не послушался? – спросила я.
Что-то мешало мне до конца поверить словам подруги.
– Если бы я знала! – вздохнула Эми. – Наверное, не хотел, чтобы голос слишком уж управлял его жизнью. Кому понравится, когда указывают, в каком самолете лететь, а в каком – нет?
– Почему ты до сих пор не говорила мне об этом?
– Я думала, что давно рассказала. Или… наверное, решила, что ты мне не поверишь, вот и промолчала.
Я сомневалась, верю ли сейчас. Мне снова вспомнился бирманский брат. Однажды он сказал: «Не все истины поддаются объяснению, и не всё, что поддается объяснению, является истиной». Вернувшись из Бирмы, часто ли я вспоминала эти слова? Самое странное: в Кало я вроде понимала суть изречения. В том мире, наполненном суеверными людьми, слова У Ба имели смысл. Однако в Нью-Йорке меня начали одолевать сомнения. Почему же то, что поддается объяснению, не может быть истинным? Почему невозможно объяснить все истины? Потом я решила, что они могут иметь географическую принадлежность. Возможно, существуют свои, местные правды. Тогда понятно, почему в Кало что-то воспринимаешь как откровение, а в Нью-Йорке это становится бессмысленным.
– Ты мне не веришь, – сказала Эми.
– Почему же?.. В общем-то, да. Я верю тому, что рассказала твоя мама, но мне трудно представить, как некий голос убеждал твоего отца не садиться в самолет, который затем разбился.
– Что тут сложного?
– Ты же меня знаешь. У меня слишком рациональные мозги, чтобы верить в такие вещи.
– Твой отец слышал стук сердец других людей. Умел различать бабочек по шороху их крылышек. Как ты это объяснишь?
– Никак. Но это не значит, что я должна покупаться на разные… – Я подыскивала слова, которые бы не обидели Эми.
– …эзотерические глупости, – докончила за меня подруга.
– Вот именно, – подтвердила я и невольно засмеялась.
– Никто тебя об этом и не просит, – продолжала она. – Но теперь ты слышишь голос. И вся твоя рациональность не может этого объяснить. Так?
– Так, – промямлила я.
Мы опять замолчали, погрузившись в размышления.
– Может, куда-нибудь сходим? – встав, предложила Эми. – Посидим, выпьем.
– Я лучше у тебя посижу. Не хочу туда, где людно и шумно.
Эми понимающе кивнула:
– Сделать эспрессо?
– Я бы не отказалась от рюмочки вина.
– Это даже лучше.
Эми прошла в кухонный закуток, откупорила бутылку красного вина, прихватила шоколад и орехи. Наполнив рюмки, зажгла две свечи. Мы взяли подушки и умостились на полу. Мы любили такие посиделки. С Эми хорошо не только говорить, но и молчать. Когда мы вдвоем, тишина теряет власть надо мной.
– Ты и сейчас слышишь ее голос? – через некоторое время спросила Эми. Я вслушалась в себя и покачала головой. – Скверно. А я надеялась переброситься с ней парой фраз.
Я поморщилась. Хорошо ей шутить.
– Она ничего не говорит. Только спрашивает.
– Я вот подумала: а вдруг этот голос зазвучал в твоей голове не просто так?
«Я вот подумала» – любимая фраза Эми. Обычно она так говорит, когда ее вопрос на самом деле – утверждение. Почему бы не сказать напрямую: «Джулия, эта дама возникла в твоей голове с некой целью»?
– Считаешь, что голос зазвучал с определенной целью? С какой?
– Мой отец крайне неохотно говорил о своем. Но с маминых слов я поняла, что он никогда не воспринимал голос как угрозу. Отец считал его кем-то вроде неразлучного спутника, который регулярно ведет с ним беседы.
Я замотала головой. Хотелось услышать совсем другое. Впрочем, я толком не знала, какие слова подошли бы мне в той ситуации. Наверное, я ждала простого сочуствия и заверения, что через несколько дней все пройдет. Я инстинктивно стремилась низвести непрошеный голос на уровень обыденных вещей вроде простуды или гриппа.
– Мне не нужна неразлучная спутница. Во всяком случае, не такая, которую нельзя ни увидеть, ни потрогать.
Эми потягивала вино, думая над моим словами.
– А что, если ты ответишь на ее вопросы? Может, отвяжется?
– Я пробовала и получила кучу новых.
Эми снова задумалась.
– Почему ты боишься этого голоса? – вдруг спросила она.
– Да потому что он… неуправляемый.
– И для тебя это очень плохо?
– Да! – почти выкрикнула я. – Представляешь, я сегодня была вынуждена уйти с важного совещания! Встала и ушла, ничего не объясняя.