Наблюдая, как его спутники идут к лошадям, он изучал их так, словно они были инструментами, необходимыми для выполнения тяжёлой работы. Масима, он боялся, сделает их путешествие самой худшей работой из всех, что когда-либо выпадали на его долю, а инструменты его далеки от совершенства.
Сеонид и Масури приостановились, капюшоны их плащей были низко опущены, скрывая лица среди теней. Бритвенно-острая дрожь придавала особую окраску их запаху, смешиваясь с приторным ароматом духов, то был контролируемый страх. Масима, дай ему волю, убил бы обеих на месте. А охранники могли сделать это и сейчас, сумей кто-нибудь из них распознать лицо Айз Седай. В толпе наверняка нашлись бы способные на это.
Масури была выше второй женщины почти на ладонь, однако Перрин всё равно смотрел сверху на обе макушки. Не обращая внимания на Илайаса, сёстры обменялись быстрыми взглядами из-под капюшонов, затем Масури негромко произнесла:
- Видишь теперь, почему его необходимо убить? Он просто... бешеный. - Что ж, Коричневая нередко говорила без обиняков. К счастью, никто из стражников не был столь близко, чтобы её услышать.
- Ты могла бы найти место и получше, чтобы говорить такое вслух, - ответил Перрин. Ему совсем не хотелось вновь выслушивать их доводы, ни сейчас, ни когда-либо ещё. В особенности сейчас. И, как оказалось, не пришлось.
Эдарра и Карелле, головы которых были обмотаны тёмными шалями, выросли позади Айз Седай. То немногое, что спадало на грудь и спину едва ли могло послужить хоть какой-то защитой от холода, но Хранительниц Мудрости куда сильнее холода беспокоил снег, просто фактом своего существования. Тёмные от солнца лица могли скрывать всё что угодно, но в их запахе ощущалась отточенность стали. Во взгляде голубых глаз Эдарры, обычно спокойных настолько, что это казалось странным для её юных черт, сквозила та же острота. Сталь прятало под собой её спокойствие.
- Не место для разговоров, - мягко произнесла Карелле, поправляя выбившуюся из под шали прядь огненно рыжих волос. Эта женщина, не уступавшая ростом многим мужчинам, всегда была мягкой. Для Хранительницы Мудрости. Что означало лишь, что перед тем, как оттяпать тебе нос, она тебя предупредит. Ступайте к своим лошадям.
Коротко поклонившись, те поспешили вскочить в сёдла, словно и не были Айз Седай. Они и не были ими, для Хранительниц Мудрости. Перрин подумал, что никогда к этому не привыкнет. Даже если к этому привыкли сами Масури и Сеонид.
Со вздохом он вскочил в седло Трудяги, когда Хранительницы Мудрости последовали за своими ученицами. Жеребец загарцевал, застоявшись, но быстро успокоился, почувствовав колени всадника и твёрдую руку на поводьях. Айильские женщины ездили верхом по-прежнему неловко, несмотря на весь опыт, полученный за последние несколько недель. Их тяжелые юбки задрались, обнажив ноги в шерстяных чулках выше коленей. Эдарра и Карелле разделяли мнение сестёр по поводу Масимы, так же как и Хранительницы Мудрости, оставшиеся в лагере. Да, слишком горячее варево, чтобы донести его до Кайриэна, не ошпарившись!
Грейди и Айрам были уже в сёдлах, и он не смог выделить их запахи среди других. Впрочем, особой нужды в этом не было. О Грейди он раньше всегда думал как о фермере, несмотря на чёрный мундир и серебряный меч на вороте. Сейчас же, неподвижный в своём седле, точно статуя, коренастый Аша'ман рассматривал стражников со зловещим видом человека, решающего, где сделать первый разрез. И второй, и третий - столько, сколько потребуется. У Айрама над плечом возвышалась рукоять меча, яркий жёлто-зелёный плащ Лудильщика развевался на ветру. На лице же его было написано такое волнение, что сердце Перрина упало. В Масиме Айрам нашёл человека, который отдал жизнь, сердце и душу Возрождённому Дракону. А в его глазах Возрождённый Дракон стоял сразу после Перрина и Фэйли.
Ты не сделал парню ничего полезного, - сказал однажды Илайас. - Ты помог ему отбросить то, во что он верил, и всё, во что он верит теперь - это ты и тот меч. А этого недостаточно. Ни для кого. - Илайас знал Айрама ещё до того, как он коснулся меча, знал тогда, когда он ещё был Лудильщиком.