— Вы были великолепны, госпожа Сарахи, — поклонился мастер Герт, — эта женщина, Геральт, была главой элитного отряда воинов. Когда моя великая зерриканская любовь прогнала меня со своего порога, госпожа Сарахи дала мне работу.
— Тяжёлые годы были тогда, Герт, — глаза старой воительницы заволокло пеленой воспоминаний, — великая сушь.
— Да, великая сушь.
Они помолчали. Госпожа Сарахи кликнула мальчика слугу. Тот примчался и почтительно опустил голову перед матриархом. Она отдала ему приказ подать ключи от небольшой принадлежавшей ей квартирки, которую намеревалась отдать в пользование ведьмакам.
— Поговорим об оплате, Герт, — сказала она, — я хочу шестьсот дихарм в месяц.
— Госпожа Сарахи, мы ведь только приехали, — с искоркой во взгляде ответил мастер Герт, — не больше трёхсот.
— Что же ты такое говоришь, Герт, мальчик? Конечно, шестьсот — это адекватная цена за такую квартиру, но я готова уступить всего пятьдесят дихарм и ни одной хорой больше.
— Посмотри на мальчика, Сарахи! — воскликнул ведьмак, — ты знаешь, что мы должны показать ему Эккаради-ацхе и его гостеприимство. Может, я смог бы наскрести ещё восемьдесят дихарм и отдать тебе триста восемьдесят, но не больше.
— Восемьдесят! Что это за цифра такая? Ты прожил в Земле Пламени тридцать лет, но видят Великие, так и не научился торговаться! Пятьсот пятьдесят для такого дурака — и точка!
— Сарахи, имей же совесть! Ты сдираешь с меня кожу заживо, женщина, а я даже не змея. Не могу я дать тебе больше четырёх сотен дихарм, и ничего поделать с этим не могу.
— Значит, уезжаешь с земель Великих на пять лет, а потом приходишь к старой Сарахи и тянешь, тянешь из неё каждый дихарм, как яйца из кота? Я бы ещё готова была отдать тебе эту квартиру за пятьсот, но не за четыре сотни!
— Четыреста, Сарахи, я действительно не могу больше. Кто знает, будут ли заказы, кто знает, помнят ли здесь ещё Герта с Севера?
— Я старая женщина, Герт с Севера, и у меня даже нет больше моей работы и моего верного меча. После того, как меня ранила мантихора, я ушла на покой и доживаю свои дни в этом тёмном подвале. Неужели ты не дашь мне пять сотен за то, что, как ты прекрасно знаешь, стоит того? Там будет комната для тебя, комната для твоего мальчика и хорошая, действительно хорошая оружейная.
— Четыреста пятьдесят! — торжественно возгласил мастер Герт, — четыреста пятьдесят — и ни хорой больше!
— Ни хоры больше и не надо! — госпожа Сарахи смачно плюнула на руку и протянула её ведьмаку. Тот с хлопком пожал её.
Геральт смотрел на это глазами полными ужаса и непонимания, но ему хватало ума молчать. Наконец, выйдя на улицу, где уже спала самая дикая жара, он обеспокоенно спросил:
— Как же так, мастер Герт? Зачем вы торговались? Разве это не стеснило эту женщину?
Мастер Герт рассмеялся, подбросил в воздух ключи и снова поймал их.
— Я бы оскорбил её до глубины души, если бы не торговался. Никогда не соглашайся на первую цену, торгуйся до соплей, Геральт. Не торговаться здесь — хуже, чем плюнуть человеку в рожу.
Они оказались рядом с домом, в отличие от остальных покрытым белой извёсткой и с ярко-синими дверями и окнами. Госпожа Сарахи была из провинции Хаари, где дома красили именно так, и принесла эту традицию в глубину страны. Мастер Герт повернул ключ и впустил ученика в прохладную гостиную, покрытую белоснежными хаарскими коврами и цветными гобеленами из игл дикобраза.
— Обживайся, — сказал он, отсчитывая монеты из кошеля, — я отправляюсь отдавать лошадей, навещать тех друзей, к которым не следует вести тебя, и искать нам заказы. Завтра с утра зайди к госпоже Сарахи и отдай ей деньги, да купи действительно хорошего финикового вина. Продавцу скажи, что это от мастера Герта для госпожи Сарахи — и тогда скорей меня сожрёт мантихора, чем он обдурит тебя. И торгуйся.
— Я не умею, — ответил Геральт.
— Я неясно выразился? Торгуйся. Учись. Тут дело не в деньгах, а в общении.
Геральт кисло улыбнулся. Торговаться он не умел и не любил, а на рынках всегда терялся и уходил не с тем, что изначально хотел купить. Мастер Герт, наконец, закончил считать деньги и плюхнул на низкий столик два мешочка — большой для квартирной хозяйки и маленький — для бытовых расходов.
— Вернусь к завтрашнему вечеру, — сказал он, — по крайней мере, постараюсь. Будь молодцом, никуда не лезь, с кем-нибудь познакомься.
Геральт уже лежал на мягком белом ковре с лаконичным узором из крестов.
— И ботинки снимай на коврах, — бросил ему мастер, — всё, я ушёл.
Дверь затворилась, но Геральт остался лежать, так и не сняв ботинки. От порядков выжженной солнцем страны, где люди были настолько же суровы и жестоки, насколько и гостеприимны, голова шла кругом. Слова диковинного языка скакали в голове, как юркие крысы. От впечатлений рябило в глазах.
По крайней мере, на ковре было мягко, а в доме госпожи Сарахи — свежо, прохладно и пахло чем-то вроде кедровой смолы. Это успокаивало и убаюкивало после долгой дороги и целого дня новых открытий — и молодой ведьмак сам не заметил, как заснул.
========== Часть 3 ==========
Разноцветный шатёр на улице ревел громом барабанов и звоном цимбал. Языки пламени в латунных чашах лизали темноту южной ночи, а посреди площадки сидел удивительный человек — заклинатель змей. Был он совсем низенького росточка, с большим носом и тощими, похожими на палки ногами и руками, на которых под дряблой кожей перекатывались маленькие яблочки мышц. Человек играл на флейте и три змеи зачарованно поднимались из холщовых мешков ему навстречу.
Геральт сосал пальмовое пиво — самое дешёвое и самое поганое пойло, которое пили тут все, и смотрел на змей, но то и дело оглядывался на стайку зерриканок, откровенно буравивших его глазами. За соседним столом их было три — одна вёрткая, смешливая и с шельмами в глазах, другая высокая, серьёзная и с двумя саблями за спиной, и третья — типичная красотка в расписных платках с нашитыми на них крошечными зеркальцами. Смешливая и красотка пялились на Геральта и хихикали, а серьёзная их осаживала. Наконец, смешливая резко ответила что-то своей подруге-надзирательнице, встала из-за стола, уверенно подошла к столику, за которым сидел Геральт, и уселась напротив, уставившись на него широко распахнутыми глазами.
— Привет, ты говоришь по-зеррикански? — спросила она.
— Да, так себе, — ответил ведьмак и добавил уже отточенную фразу, — меня зовут Геральт.
— Набихи, — девушка улыбнулась, — у тебя глаза Великого, Геральт.
— Очень приятно познакомиться, Набихи. Спасибо за гостеприимство!
Девушка захихикала и обернулась на своих подружек. Те помахали ей. Геральт понял, что сказал что-то не то — наверное, фраза была, как из учебника, — и попытался исправить положение.
— Я охочусь на чудовищ, — заявил он.
— Я тоже, — к ним подошла суровая зерриканка, — меня зовут Кайалилианра. Кайя.
— Очень приятно познакомиться, Кайалилианра, — принял вызов Геральт.
Зерриканки переглянулись и уважительно закивали. Набихи подалась вперёд и провела пальцем по тоненькому шраму на подбородке Геральта.
— А откуда у тебя этот шрам? — мурлыкнула она, сверкнув глазами.
Геральт сглотнул и нежно взял её за руку. Этот шрам он получил, грохнувшись с прогнившей крыши курятника в Каэр Морхене, когда ему было лет десять, но сей факт не должен был достичь прекрасных ушек хитрой, похожей на мангуста зерриканки.
— Я убил куролиска, — гордо сказал он, глядя ей в глаза.
Кайя с усмешкой сказала что-то про призраков, смысла чего Геральт не уловил. Набихи обиженно посмотрела на неё и шутливо толкнула в бок.
Щуплый заклинатель закончил своё выступление, собрал змей в мешок и отошёл в сторонку. Группа бравых ребят вытащила из-под себя стулья, оказавшиеся барабанами разных калибров, и зарядила бодрую мелодию, при этом ей подпевая. Мотив был заразительным и будто бы уносил все невзгоды, заставлял забыть обо всём, кроме ритма, жары и огней в лампадах.