– А-а-а! – закричал от боли Зверь.
Кровь брызнула во все стороны и оросила снег темными пятнами. Тут бы и пришел конец сбежавшему зеку, но он не привык сдаваться. Зверь сцепил зубы и из последних сил ударил волка рогатиной в глаз. Раздался громкий хруст, и острый конец палки мягко провалился в глазницу. Волк разжал челюсти и закрутился, мотая головой. Теперь уже его капли крови летели во все стороны. Но Зверь не остановился: или он, или волк. Другого не дано. Не обращая внимания на боль и кровь, он продолжал раз за разом втыкать обломок рогатины в тело волка, пока тот не упал, обессиленный.
Зверь остановился. Из горла рвался крик. Его трясло от возбуждения и внезапно нахлынувшего страха. Только сейчас он понял, что избежал смертельной опасности. Он посмотрел на волка. Его бок все еще вздымался, но он был уже не боец. Из раскрытой пасти, залитой кровью, вырывалось хриплое дыхание.
Еще секунду назад сияющие в темноте глаза погасли. Мутный взгляд блуждал по соседним кустам, пока не заметил человека. Волк всхрапнул, дернул лапами. Зек напрягся и поднял палку, которую сжимал в правой руке, а левая висела плетью. Но агония была недолгой. Через пару секунд лапы перестали шевелиться, вытянулись, волк закрыл глаза и затих.
Зверь судорожно вздохнул: слава богу! Он поднял глаза к звездному небу. Где ты, боже? В ответ – глухо. Он огляделся. Ему показалось, что в дальних кустах опять сверкают горящие глаза. Отчаяние охватило его. Сбежать из колонии, чтобы быть съеденным волками – никому не пожелаешь подобной судьбы.
Он поднял ватник, сунул в него правую руку и посмотрел на левую: что делать с ней, он не знал. Кровь на морозе остановилась. Слава богу, волк не прокусил вену, иначе застывали бы на снегу уже два трупа. Но теперь на Зверя накатилась волна такой боли, что он чуть не завыл. А еще он не мог пошевелить рукой и чувствовал смертельный холод.
Стуча зубами от пережитого напряжения, он вытащил из брюк край майки, но разорвать ткань пальцами одной руки не получилось. Тогда он, поминутно оглядываясь, присел, дотянулся зубами и дернул изо всех сил. Трикотаж подался. Дальше было проще. Снять робу, а потом через голову майку у него не получилось: каждое движение причиняло боль до потери сознания. Упасть в лесу и замерзнуть он не хотел. Скрипя зубами от нестерпимой, вонзающейся в мозг боли, он просто перетянул запястье поверх робы оторванной тряпкой. Сделал два шага вперед и остановился, озираясь. Загнанный, раненый, дошедший до крайней степени отчаяния.
Надо выбираться к людям, но куда?
Глава 1. Июнь
«Ура! Завтра в лагерь! Еще один год прошел», – пела душа Инны.
Она летала по квартире, собирая вещи, а дочь ей помогала. Они были счастливы, что уезжают из душного города на природу, где проведут три восхитительные смены в летнем оздоровительном лагере для детей.
Семилетний сын где-то прятался. Как настоящий домосед, он не любил эти летние выезды и всегда смертельно обижался на мать, тянувшую его за собой.
Инна иногда думала, что живет от лагеря до лагеря, от лета до лета. Она отказывалась лететь на море, куда ее каждый год звал муж, не желала принимать процедуры в санатории и тем более не хотела жить в деревне у свекрови, с которой не ладила, и каждый день ковыряться в огороде.
– Тебе там медом намазано, что ли? – сердился недовольный муж. – Или любовника завела, вот к нему и мотаешься?
– Ага, – веселилась Инна, – мой любовник – детский лагерь.
Действительно, лагерь – ее жизнь, ее развлечение и ее работа. Уже несколько лет подряд она свой отпуск проводила там, на берегу Онежского озера, и так прикипела сердцем и душой к этому месту, что дни считала до отъезда.
Муж со временем смирился, понял: что жену и дочь, одержимых летним лагерем, не исправить. Так, и в этот год Костя уговаривал, ругался, но делал это вяло, без лишней инициативы. Он тоже понимал, что ничего плохого в лагере нет. С его точки зрения все складывалось отлично: жена все лето проводила с детьми. Их кормили, поили, обеспечивали жильем, да еще и зарплату платили. Красота!
Инна же видела в лагере другое.
– Море? Зачем мне море? – говорила она мужу. – Купаться в Онежском озере нисколько не хуже, чем в море. Песчаный пляж манит точно так же, и синие волны плещутся о берег, и горизонта не видно. Закрой глаза, и ни за что не отличишь.
– Вода же холодная! Не боишься детей простудить! – не сдавался Костя.
– Ерунда! Они везде заболеть могут. Зато какая красота кругом! Наглядеться невозможно. Вспомни, как в песне о Карелии поется:
Остроконечных елей ресницы
Над голубыми глазами озер…