- Спасибо, Мартин, - от души поблагодарил Руппи. - У боен ты поедешь вперед, а я тебя догоню…
- Кошки с две! - Дядя скривился, словно раскусил зеленое яблоко. - Одного я тебя не оставлю, не надейся, да и Лотта тебя без овчарки не пустит… Леворукий, как хорошо, что женился Альберт, а не я!
- Подожди, - утешил Руппи и отчего-то хихикнул. - Еще женишься. На Гудрун. Тебе больше пятьдесят, чем шестьдесят, а ей всего-то тридцать один.
Такой смеси бешенства и… блаженства на дядиной физиономии Руперт еще не наблюдал.
2
- Мы сможем их всех накормить? - тревожно спросила Катари. Сестра была уже готова к выходу - черный бархат, высокая церемониальная прическа, небольшая, но наверняка тяжелая корона. Такое Матильду и то бы утомило. - Сможем?
- Накормим, - пообещал Робер. - Что нам еще остается? Только попросим у Ноймаринена хлеба, и потом… есть еще совет Южных провинций. - А если б не два мерзавца с гоганами, была бы еще и Вараста… Подлости не счастье, прошлым становятся не скоро.
- Они пришлют, - не очень твердо произнесла королева, - должны прислать.
Уверенности в том, что южане захотят и, главное, смогут прокормить не только себя, разросшиеся армии и столицу, но и надорских беженцев, у Робера не было. У Катари, кажется, тоже: она честно читала все поданные на подпись бумаги. Эпинэ больше не удивлялся, когда Катарина разбиралась в каком-нибудь деле лучше его, но крепче сестра от этого не становилась, а радостней - тем более.
- Я получила письмо из Савиньяка. - Женщина поднесла руку к голове и тут же отдернула - не хотела показывать, что болит. А у кого под такой фортификацией не заболит?! - Графиня готова приехать. Хорошо, что свидетелем рождения моего сына станет именно Арлетта… Я ей верю.
- Жозина… моя мать Арлетте Савиньяк тоже доверяла. - Робер глянул на часы - до совета еще больше часа, но лучше не тянуть. - Утром приходил мэтр Инголс. Ты угадала, Фердинанда Оллара убили. Помощник коменданта во всем сознался.
- Это правда? - быстро спросила Катари. Робер не понял, и сестра слабо улыбнулась. - Я о признании. Фердинанд тоже… признавался… И другие, те, кого хватали при Манриках… В Багерлее часто говорят то, что нужно сильным. Я бы не хотела, чтобы в угоду… Нет, не так! Я не хочу, чтобы людей вынуждали лгать. Даже негодяев. Даже чтобы меня успокоить.
- Расспроси мэтра сама. - Как же они с Катариной похожи этими своими сомнениями! Вечными, мучительными, неотступными.
- Зачем? - Катари снова поднесла руку к голове и вдруг рывком сорвала корону. - Не могу больше! Тяжело… Робер, я хочу, чтобы мне рассказал все ты. При тебе я… я не регент… Я могу быть просто дурочкой из Гайярэ, я даже зареветь могу.
- Реви, - разрешил Иноходец, чувствуя, что перехватывает его собственное горло. - Ты реви, а я буду рассказывать. Комендант не поверил в самоубийство. Он не дурак, этот Перт, и он накануне вечером был у…
- Называй его Фердинандом, - помогла Катарина. - Он был не королем, не Олларом, а просто человеком. Хорошим, но и только.
- Мне его жаль, - признался Робер. - Теперь жаль, зато Альдо - нет, только Матильду и Дикона… Это сейчас, конечно, не главное, но что с парнем будет? Регент, то есть Ноймаринен, дал полное прощенье всем членам твоего совета, но ведь Окделл в нем не значится?
- Нет, как бы я могла… Вы делаете то, на что не гожусь я, все держится на вас, это видят… Горожане помнят, чем вам обязаны, особенно тебе и Карвалю, а что они знают об Окделле? Он был оруженосцем Алвы и занял его дом. Он был цивильным комендантом, когда случилась Дора. Он был супремом, когда убили Фердинанда. Что подумают о вдове короля, если она включит Окделла в регентский совет, и что он станет делать в этом совете?
- Ему там делать нечего… Альдо поступал подло, прикрывая Диком свои делишки, но я о другом. Что будет с Диком, когда ты…
- Когда я рожу? - Рука сестры легла на живот, личико стало мечтательным, почти счастливым, но это длилось лишь мгновенье. - Робер, я не представляю, что мне делать… Я ему… Ричарду гожусь если не в матери, то в тетки, и я не знаю, от чего устала больше - от мужской слабости или от мужской глупости и навязчивости. Фердинанд был только слаб, а Окделлы, что отец, что сын… Только бы Дженнифер Рокслей удалось его занять…
- Дженнифер? - не понял Робер. - Занять Дикона? Чем?
- Ей нравятся титулы и молодые люди. - Катари задумчиво накрутила на палец светлую прядь. - Робер, я хочу, чтобы у нее вышло влюбить в себя Окделла. Для себя хочу, и думай обо мне что хочешь!
- Закатные тва… Прости, это же немыслимо. Дженнифер уж точно годится Дикону в тетки.
- Зато она красивее меня и… опытней, а мальчик ей нужен… Жаль, что он так тщеславен… - Сестра продолжала сосредоточенно крутить локон, но вряд ли осознавала, что делает. - Не будь я королевой, Окделлы на меня бы и не взглянули - ни старший, ни младший.
- Прости, ты сейчас говоришь что-то не то… Пусть Эгмонт ошибся, пусть стал преступником… Так же, как и я, но он ничего не искал для себя - только для Талигойи. Ему просто не повезло. Бедняга женился по принуждению, а сам любил другую. Всю жизнь.
- Мне жаль тебя разочаровывать, - грустно сказала Катари. - Эгмонт всю жизнь любил одного себя. Нового Алана. Безупречного рыцаря. Спасителя Талигойи. Живым рядом с ним места не было, он их просто не видел… Никого. Ни обманутых арендаторов, ни обманутых друзей, ни обманутых женщин… Он считал обманутым себя, потому что другие хотели жить, а не… Не становиться балладой про герцога Окделла.
Я видела его жену, она приезжала за Айри… Вот ее мне было жаль, потому что она любила супруга. Так любила, что превратила себя и свой дом в раму для его портрета. Это Мирабелла создала балладу о благородном Эгмонте и коварном Алве, она, не он! Эгмонт был на это не способен, он не замечал настоящей любви и преданности, ведь они были у его ног и в его постели.
Окделл рассказывал мне о своем «великом» горе. Я была глупа, я его утешала… В семнадцать лет мы горазды верить балладам, жалеть мужчин и осуждать женщин. Потом я поняла… Та девушка, Айрис, не захотела иссыхать, а Эгмонт был не способен сделать хоть что-то сам и не для себя. Вот и вся трагедия надорского мученика! Вот из-за чего… Из-за кого погиб Мишель… твои родные, и не только они! Робер, я не могу, не хочу все время видеть это лицо! Даже ради тебя… Я вижу не Дикона, я вижу Ренкваху, и мне становится… плохо!
Катари оставила волосы в покое и сцепила пальцы. Малышке не хватало ее четок, но, став регентом, сестра перестала быть эсператисткой, по крайней мере внешне.
- Никогда ничего не делай ради меня! - Легко сказать… Она же по-иному просто не умеет! - Прошу тебя!
Ты не обязана принимать Окделла, и ты не обязана… считаться с моей любовью. Марианна понимает, что во дворце ей не место.
- А вот тут ты ошибаешься. - Лицо Катари просветлело. - Я принимаю баронессу Капуль-Гизайль ради себя. Я понимаю, почему ты выбрал ее. Рядом с ней не так холодно. Она как… лето. Земляничное, доброе, сладкое… Не теряй ее!
- Пока я ей нужен…
- Ты будешь ей нужен всегда, я это вижу. Кто-то идет, а я опять испортила прическу…
- Ваше величество, - доложила какая-то новая дама, - герцог Окделл просит уделить ему несколько минут для частной беседы.
- Хорошо, Лора… Проводите его в малый будуар и позовите камеристку. У меня испортилась прическа…
- Да, ваше величество.
- Ты же не хотела…
- Я и не хочу… Наверное, я умею спорить только с… теми, кто сильнее… Мне остается надеяться на Дженнифер.
- Ты меня недооцениваешь. - Робер распахнул дверь в Малую приемную как раз вовремя, чтобы окликнуть блистающего золотом Дикона. - Ричард! Как ты себя чувствуешь? Продержишься недельку в седле?