Савиньяк неспешно развязал ворот рубашки и столь же неторопливо вынул кинжал. Прошлый раз он ударил себя в грудь, и «остывающая» очнулась, значит, повторим. Кровь послушно потекла, она была алой, горячей и пахла, как положено крови, но потом ноздри защекотал другой знакомый запах, горький и сильный. Лионель оглянулся – королевский портрет дымил, как хороший, то есть плохой камин.
– Ли! Какого… Я же тебя просил!
– О чем именно? – Вот только Эмиля здесь не хватало! – Было много дел, я мог запамятовать.
– Не переть на рожон!
– Какая невыполнимая просьба. – Лионель с улыбкой перехватил руку брата и обернулся к портрету. Так и есть, в смысле нет. Эмиля на картине нет.
Гизелла фок Дахе стала фреской. И Юстиниан Придд с Удо Борном… Сойти со стены, уйти в стену, сойти с полотна, вернуться на полотно – это и есть дверь! Дело за малым – за ключом и веревкой для страховки, потому что бездна за порогом более чем вероятна.
– Если ты думаешь…
– Я именно что думаю. – Кровь, бегущая кровь, отличает горячих от остывших, у остывших свои дороги и свое бытие. Бытие, где Зоя счастлива со своим Свином. – Будь так добр, тронь стену.
– Зачем?!
– Тронь.
Не может. Потому что дрыхнет не хуже Давенпорта и видит кошмар, хоть и усовершенствованный. Дундук ничего не слышал, но его родной кровью не заклинали.
– Дай руку!
– Что за бред?!
– Скорее, сон. Признавайся, ты сейчас спишь?
– Откуда я знаю…
Не помнит.
– Спишь. Дай руку.
А ведь в самом деле горячо! Терпимо, но горячо, будто чашку с глинтвейном схватил.
– У тебя лихорадка?!
– Не сказал бы.
– А рука горячая!
– С живыми всегда так, по крайней мере, здесь.
– Точно, горячка.
– Угу, а еще холера и чума.
– Ли…
– Погляди картинки, мне нужно подумать. В самом деле нужно.
За белым бархатным занавесом что-то негромко обсуждали; голоса казались знакомыми, однако покидать, как выяснилось, отнюдь не уехавшую Георгию было неправильно. Арлетта прихлебывала горький и при этом удивительно скверный шадди, а герцогиня Ноймаринен объясняла, как ее мать ухаживала за своими знаменитыми косами.
– Я не видела волос лучше маминых, а ты?
– Можно было бы сказать, что мне повезло больше, но ведь ты знала Катарину Ариго лучше меня, а Каролину Борн не хуже. Вот госпожу Арамона ты пока не встречала.
О дочке спрятанной в Альт-Вельдере капитанши Арлетта умолчала, благо косицам Селины пока не хватало длины. В отличие от ресниц. Георгия задумчиво тронула чашечку, она не хотела ссоры, а графиню все сильней занимала прячущаяся за бархатом компания. Заинтригованная странными голосами, Арлетта не заметила, как вошли мальчишки. Ли и Росио появились одновременно с двух сторон. На сей раз обошлось без цветов, и правильно – она была не дома, она была не одна. Алва оказался куртуазней сына, он честно наклонился над рукой Георгии, а Лионель отодвинул проклятую занавеску, и Арлетта увидела… Левия! Живехонький кардинал сидел у камина, как две капли воды похожего на лаикский, и слушал Карваля, за которым виднелся отороченный алым рукав и кусочек траурной юбки.
– Вы хотели весны, Арлетта? – Рокэ уже обнимал гитару, и где только раздобыл? – Я правильно помню?
– Да… – Георгию нужно спровадить! Пока она здесь, кардинал не выйдет. – Весна танцует с ветрами…
– …а лето поет и плачет!
Это была его первая песня в Сэ. Хозяйка из вежливости попросила молоденького гостя спеть, тот улыбнулся и сбегал за гитарой. Они были вдвоем – Росио устроился возле камина, Арлетта – у открытого окна. Когда замер последний звук, ее обнимал Арно; женщина не заметила, как он вошел, никто бы не заметил…
Забыть о слезах, забыть! Георгия убралась, хватило совести, а Ли у камина говорит с… Арно! Там, за белым бархатом, они кажутся братьями. Арно в черно-белом, маршальском, Лионель – в алом… Почему?
Она воистину чудовище! Другая бы закричала, бросилась бы, смеясь и плача, на шею, упала бы в обморок, наконец, но не сидела бы, пытаясь понять, почему в алом сын!
– Я – чудовище, Росио!
– Вы – чудо.
Слезы все же вскипают, и длинные пальцы немедленно прижимают струны. Видеть чужие слезы, не замечать свою кровь, он в этом весь.
– Ты опять разбил руки.
– Так получилось. Не плачьте и не вставайте.