— Мой маршал, — громко доложил вернувшийся в сопровождении пары кавалеристов Левентис, — мы их расспросили. Паломники.
— Паломники? — столь же громко переспросил Карло.
— Да, — подтвердил гвардеец. — Неподалеку есть место, якобы дарующее удачу в пути. Там когда-то построили часовню…
— Удача в пути и нам не повредит, — продолжил мистерию Капрас, — а лошадям не повредит водопой, до следующего ручья ехать и ехать. Заодно и Гапзиса дождемся, не хочу забираться слишком далеко на север. Командуйте привал. Левентис, вы и еще четверо… шестеро, за мной.
Проезжая петляющей среди каких-то злаков тропой, маршал удивлялся самому себе. Недавнее покушение настраивало на подозрительный лад, но Лисенка Капрас не боялся совершенно, и отнюдь не из-за эскадрона, который, случись что, был бы на месте в считаные минуты.
— Вы не помните, как называют сумасшедших, боящихся оказаться запертыми в четырех стенах?
Агас не помнил, гвардейцы такой ерундой головы не забивают. Карло оглянулся, и «небогатый казарон» выслал жеребца вперед, присоединяясь к «случайному попутчику».
— Чем знаменита эта часовня? — полюбопытствовал гайифец, зная, что парни Левентиса сейчас перемешиваются с кагетами.
— Она построена у родника, где святая Этери молилась о тех, кто в пути. — Проводник владел гайи не хуже Курподая и первого парламентера Бааты. — Так говорят клирики, но женщины уверены в другом. Тут ждала своего царя его синеглазая возлюбленная, а когда она ушла, памятью ее любви остались цветы. Ветер разнес их семена по всей Кагете, но первые расцвели на этих берегах. Смотрите.
Ложбина, по которой тек ручей, радовала глаз той слегка лиловатой синевой, что случается лишь в небесных полях, да и то не каждый день. Купол одинокой часовни тоже был синим, однако лучше б красильщики выбрали другой цвет, этот, может, где и выглядел бы неплохо, но здесь отдавал фальшью, а золотые аляповатые звезды вызывали желание либо отвернуться, либо взобраться наверх и замазать блестящую пошлость.
— Женщины приходят к синеглазой просить себе мужчину, — обрадовал кагет, — но они молятся на рассвете, а днем сюда заезжают те, чья дорога далека.
— Странно, — удивился Капрас, понимая, что увезет с собой хотя бы один цветок, — обычно святые помогают в чем-то одном. Кто-то лечит, кто-то воюет, кто-то торгует…
— Синеглазая ждала того, кто был в дороге, и она любила. Ваш офицер хочет вам что-то сказать.
— Внутри пусто, — заверил Агас, — клянусь Создателем. Смотрите…
Из рощи на ближайшем холме выехали шестеро, однако к часовне свернул лишь один, неприметно одетый, стройный, на изящной светло-серой лошади. Казарон и гвардеец молчали, то ли из осторожности, то ли из очевидности, и Капрас тронул коня. Поставить свечку местной святой. Посмотреть в глаза врагу Хаммаила.
4
Супруг Антиссы изо всех сил старался выглядеть кагетом и казаром, Баата — нет, но отчего-то казался и тем, и другим. Очень молодой и очень красивый, он держался приветливо и скромно, однако запустить в него сапогом было бы непросто даже Пургату.
— Господин маршал, — сын знаменитого Адгемара в знак приветствия наклонил голову, — я благодарен вам за то, что вы при вашей занятости сочли возможным приехать.
— Это ничего не значит.
— Я бы так не сказал. Если бы вы испытывали к казарону Хаммаилу уважение и симпатию, вы оставили бы мое приглашение без внимания.
— В отличие от вас, я ничем не рискую.
— Разве? — Казар слегка поднял брови. — Мне казалось, что вы, самое малое, рискнули временем, которого становится все меньше. Что до меня, то мне требовалось вас увидеть, прежде чем прийти к окончательному решению. Я должен стать хозяином всей Кагеты и стану им, но, как вы могли убедиться, я не слишком люблю воевать.
— Разве? А что в таком случае делают ваши бириссцы в Нижней Кагете?
— Напоминают обо мне, моих родственниках и союзниках. Не желаете присесть?
Баата улыбнулся и первым опустился на стоящую у родника скамью, Карло устроился рядом. Место располагало к неторопливой беседе, но позволить себе таковую маршал не мог.