— Глупости! — сердилась она. — Ирэна не из счастливых, что да, то да. Овдоветь, оставшись бездетной, о таком и подумать страшно! Только она — милая девочка, а ее брат нас всех выручил. Курт обязательно представил бы полковника Придда к ордену, и я об этом написала Савиньяку. Конечно, лучше бы мне рожать дома, но нам с тобой нужно быть здесь, когда Талиг отдаст Курту последние почести. Жаль, не будет командора Горной марки, но лучше никто, чем фок Варзов. Это он пустил «гусей» в Марагону, а ведь его считали хорошим полководцем. Подумать только, Курт осуждал наших земляков за нарушение субординации! Да Райнштайнер должен был требовать не решительных действий, а смены командующего. Ну что ты так смотришь?
— Эти йернские шары некрасивы, — пыталась настоять на своем Мэллит. — Лучше их унести.
— Пусть будут, — не согласилась нареченная Юлианой. — Ирэна понимает в садах, хотя все засадить цветами и травой — глупость. Сад прежде всего должен кормить! И утку здесь запекать не умеют, выходят какие-то опилки, а мне что-то хочется утки! Мелхен, ты должна им помочь, и не откладывай, сходи прямо сейчас.
— Но я могу понадобиться…
— Я лягу спать, а возле кровати есть звонок. Беги, объясни, как надо, только не очень их ругай, мы все-таки в гостях.
В Озерном замке знали лишь один способ готовить птицу, и он губил нежное мясо, лишая его сока. Гоганни не стала спорить с несведущими, она попросила противень, и ей дали чистый и большой, но слишком тонкий. То, что получилось, отец отца подал бы пьяным и изгнал опустившегося до подобного ничтожества повара отмывать куриные желудки, только жители Альт-Вельдера не пробовали истинного. Они восторгались тем, что было лишь на волос лучше дурного, и Мэллит стало стыдно от незаслуженных похвал.
— Нужны специи, — умеряла ложный восторг гоганни, — и то, чем отбить неприятный запах. Если нич… Принесите мне зеленых яблок!
Яблоки принесли, и второй раз она запекла уже трех уток почти достойно. Мэллит была собой довольна, однако ее смущали восхищенные взгляды.
— Я не умею печь пироги, — сказала гоганни, чтобы прервать похвалы. — Я многого не умею и ничего не знаю о лесных грибах. Научите меня.
Ей обещали, и в голосах обещавших была радость. Нареченная Юлианой спала, проведав ее, девушка вновь спустилась в служебные комнаты. В этот день она узнала многое и почти забыла о первородной Ирэне и ее садах. Пришло время ужина для старших слуг, и Мэллит пригласили за стол; девушка не чувствовала голода, но ела со всеми рагу и пила вино. Вкус его был странен, однако сидящие рядом объяснили, что напиток порожден рябиной — деревом с белыми цветами и красными, отвращающими зло ягодами. Мэллит кивала и улыбалась — ей нравилось сидеть у огня, слушая, о чем говорят старшие. Уходить не хотелось, звонок молчал, а рядом приятные люди судачили о дожде, о войне, о хозяйке…
— Она любит цветы, — поддержала разговор Мэллит, — она присылает их нам. Такие красивые.
— Она только их и любит, — сказала высокая и прямая, с толстой косой вокруг головы.
— Эмилия! — одернула старшая над женщинами. — Думай, что несешь!
— Да я не в укор. — Эмилия смотрела на Мэллит, будто желая сказать больше, чем могла. — Такой доли злому врагу не пожелаешь, только вдовой ей лучше. Она ведь замуж как в Багерлее шла, уж я-то знаю, на моих глазах слаживали.
— Знаешь, так молчи! — оборвала старшая. — Долг свой госпожа справляет — дай Создатель каждому, а что невеселая, так не всем козами скакать.
— А… — начала Мэллит и все повернулись к ней. — Госпожа графиня сказала, что ваш хозяин утонул. Он упал в воду?
— Может, и упал… — начала Эмилия, поймала очередной недовольный взгляд и забила себе рот сладким пирогом.
— Хозяин решили пойти гулять и никому не сказали, — объяснил дородный и важный. — Они не любили быть слабыми, и заботу лишнюю не любили, а хозяйка… Она слушала не мужа, а лекаря. Правильно слушала, кто бы спорил, только кому понравится, что тебя за ручку водят, будто трехлетку какого?
— Деток у них не было, вот что, — вмешалась красивая и румяная. — Как детки пойдут, не до мужа станет.
— Ты это Свену своему скажи!
— Зачем говорить, он и так знает.