— Так девица перед Проэмперадором и встала. После чего попыталась прислать ему голову, как она полагала, возлюбленной. Взгляни на это с другой стороны. Что ты скажешь, если невеста убитого солдата, чтобы отплатить спасенной тобой Гизелле, подожжет дом ее отца, а потом проберется в Старую Придду и зарежет твою мать?
— Чушь!
— Да, причем по двум причинам. Во-первых, увезти девицу фок Дахе ты не сможешь, во-вторых, она любит только себя. Соответственно, убив ее отца, больно ей не сделать. Она, похоже, сама его почти убила.
Полковник за какие-то четверть часа и впрямь превратился в привидение, но что поделать, если в девичью головку вмещается только одно горе?
— То есть ты отказываешься?
— В данном случае. На земле и так слишком много гадюк.
— Хорошо, я все сделаю один. Надеюсь, ты не донесешь.
— Нет, разумеется. Впрочем, не думаю, что будет на что доносить, и уж точно это не помешает мне накормить тебя ужином. Если ты, разумеется, станешь теперь ужинать.
— Стану, кляча твоя несусветная!.. Проклятье, я же рассчитывал на твои таланты. Ну не умею я письма подделывать! Ладно, приказ будет устным, а мою физиономию не спутаешь… Только ты, выцарапывая Алву, вряд ли думал о тех, кого при этом убьют. И выспрашивать у тех, кто тебе доверял, тоже не стеснялся. Ты — молодец, Гизелла — дура, но вели-то вы себя одинаково.
— Передергиваешь.
Придд и не думал закипать, Арно тоже не злился — просто было горько, что друг, а Валентин успел стать именно другом, отказывает в помощи. Не из страха, потому что не согласен, и его с этого несогласия не своротить.
— У меня была сестра. — Спрут подвинул кувшин с рябиновыми ветками и принялся собирать разложенные книги. — Если не трудно, положи вот это на бюро… Однажды она убила — видимо, из любви, как она ее понимала; семья ее защитила, и началась ненависть. Габриэла не желала ненавидеть себя и потому возненавидела нас. Смерть родителей сделала ее счастливой почти на месяц, потом ей захотелось большего. В конце концов сестра убила снова. Этого не доказать, но я не сомневаюсь, что графа Гирке утопила она. Меня Габриэла не трогала лишь потому, что ждала, когда я буду счастлив и очень не захочу умирать.
— Теперь до меня дошло… — Вот так и понимаешь, с чего Валентин был сосулька сосулькой! — Извини.
— Не за что. Будешь пить?
— Бокал выпью.
— Вино торское.
— Пусть.
Кислое вино и жирные колбаски с капустой… Герцог Придд, прежний герцог Придд, вряд ли такое взял бы в рот. Полковник Зараза и не заметил, как перестал быть сынком супрема.
— Ты очень изменился после Лаик, — негромко сказал Придд. — Я, видимо, тоже?
— Леворукий… Именно об этом я и думал! Но если изменились мы, почему бы не измениться Гизелле? Живой. Мертвые не меняются.
— Такие, как она или моя сестра, в известном смысле умирают при жизни. Ты согласен с тем, что заложники на войне — неизбежное зло?
— Пожалуй…
— Война списывает многое и еще больше требует, но тот, кто переносит правила войны в мирную жизнь, должен быть уничтожен. Вне зависимости от того, женщина он или мужчина, везло ему или нет. Если б гаунау принялись по ночам убивать наших солдат, твой брат за одного вешал бы десяток, а вот Бруно вешал марагов уже без всяких «если». Вздерни он в отместку за Ор-Гаролис тебя, ведь в Двадцатилетнюю дриксы так и поступали, мы в ответ расстреляли бы Фельсенбурга, но это война, а на войне нет места личному.
Война существует по законам смерти, мир — по законам жизни. На войне мы убиваем, обманываем, грабим. Врагов. У них нет лиц и имен, они нам лично ничего не сделали, но они носят чужой мундир и вредят Талигу. Ты мне напомнил о том, что я сделал в Олларии, но это тоже была война. Не скрою, обманывать тех, у кого есть лицо, голос, взгляд, — труднее. Не знаю, как бы я выдержал, если бы господин Альдо был таким, как герцог Эпинэ, а на месте Окделла оказался ты, только в Аконе нет вражеских солдат и нет узурпатора. Зато здесь живет девушка, готовая убить свою ровесницу, чтобы причинить боль другому человеку. Тебе ее все еще жаль?
— Да! А ты ее просто не видел.
— Ты это уже говорил. Это не аргумент.
— Аргумент, — Арно поднял бокал, — лучший из всех. Ты, господин Зараза, ее просто не видел.
Глава 8
Талиг. Акона
400 год К. С. Ночь с 4 на 5-й день Осенних Волн
1
Звезды висели на ветвях, будто каштаны, и, как каштаны, они срывались и падали, превращаясь в иглу, за которой тянется мерцающая нить. Мэллит пыталась узнать созвездия, что висели над Агарисом, но северное небо было другим. Гоганни куталась в шаль и думала о том, что добрая Бренда все еще плоха, а в доме мало хлеба и ночуют двое мужчин, которые встанут голодными. Если они будут долго спать, можно успеть на рынок, только будут ли там достойные куры?