— Будь добр, помолчи.
Как же все просто! Просто и недоказуемо, а ведь фонтаны бьют не только водой, но и вином. Ну, или отравой…
2
С отвращением зла ясности не было, но от карги с рогами лисичка избавилась — мало того, узницу выпустили из дома! Чего удивляться, что Этери принимала гостей в саду. Том самом, где бириссцы с бакранами, позабыв о взаимной ненависти, самозабвенно убивали свихнувшегося прознатчика. Валме считал, что бесноватого, Бонифаций с ним соглашался, но истину знала разве что яма с известью, куда швырнули бренные останки. Воспоминания о нелепой драке настроения не портили — кровь давно смыли дожди, а Матильда с детства обожала резвиться под звездами, к тому же кагетские ночи все еще оставались теплыми. По крайней мере, до полуночи, да и о меховых одеялах хозяйка позаботилась.
— Не бойтесь, — шепнула она, протягивая, Леворукий его знает, который по счету бокал мансая, — блох в них нет.
— А почему я должна бояться? — не поняла развалившаяся на вышитых подушках алатка.
— Вы ночевали в казаронских замках, — объяснила дочь казара. — Увы, в провинции все еще полагают признаком знатности и процветания не чистоту, а золото и ломящиеся столы. Когда я приехала к мужу, я не сомневалась, что меня будут есть заживо, — однако в бакранских хаблах живут собаки и козы, но не кровопийцы. Это стало моей первой радостью…
Сколько радостей вместилось между отсутствием блох и встречей с убийцей отца, Этери не сказала. Она была молодцом, эта бледненькая кагетка, сперва принявшая навязанную ей судьбу, а теперь выворачивающая ее по-своему. Уж лучше так, чем гордо вырваться из золотой клетки и угодить в сундук со старьем.
— Ты умница, — от души похвалила Матильда. — Я себе сама жизнь похабила, а тебе — другие, но ты выкрутишься! На то ты и лисичка!
— Я предпочла бы хвосту крылья, — призналась Этери, покосившись на залитый светом большой стол, у которого лопали мужчины. Блох у сестрицы казара не водилось, но угощение было истинно кагетским. Матильда отхлебнула мансая и в упор взглянула на собеседницу. Последний луч давно канул за почерневшие горы, но ройя на обнаженной, по бакранскому обыкновению, шейке сияла закатным пламенем, будто злилась.
Еще бы, ее, такую красивую, взяли — и отдали! Она к подобному не привыкла и была права. Алатка сама не понимала, что на нее накатило, ведь красная звездочка была последней памятью о внуке. Пусть Альдо ее и спер, но не для кого-то, а для бабки, которую все же любил. Паршиво, с враньем, с отравой, но по-другому у обормота не выходило. Слепым вырос, точней — вырастили, и она первая постаралась. Теперь внук лежит в талигойском склепе, если, конечно, его оттуда не выкинули. А ведь запросто могли! Пакостил дурак многим, а мстить покойникам — одно удовольствие, да и дорожка проторена. Поганая дорожка, хотя для бесноватых в самый раз.
— Вы чем-то расстроены?
— Твою кавалерию, нет!
Чужие бокалы бить нехорошо, и Матильда удержалась, просто допила до дна и поставила на широченный подлокотник.
— Простите, — извинилась Этери. — Наверное, это тени от факелов, они так меняют выражение лица. Нам пора вернуться; я отозвала вас, чтобы поблагодарить.
— За фитюльку, что ли? — фыркнула ее высочество. — Я-то здесь при чем? Алва велел подарить, когда это будет уместно, но уместнее уже не будет.
Вранье, оно такое! Начнешь — не остановишься, закружит и понесет назло хоть бы и жадности! Ничего Алва не передавал, удрал, даже не подумав проститься, а женщине и нужно-то всего ничего! Намек на то, что, ляг карты иначе, случилась бы любовь, да не простая, а сказочная. Чтоб годами видеть лишь друг друга, да еще как в первый и последний раз. Кэналлийской скотине только и надо было задержать руку в руке, поклониться и быстро выйти…
— Любишь? — внезапно спросила Матильда. — Я пьяна, утром все забуду и вообще уеду… Надо бы завтра, да не выйдет, после мансая в седло лезть только Балинт мог. Плесни еще… У тебя здесь полно, а хуже не будет.
— Я тоже… выпью.
Стройная тень, причудливо изломавшись, качнулась к столику с кувшином. Матильда задрала голову и увидела звезду. Не такую яркую, как ройя, но тоже ничего. За столом пели что-то странное, надо думать — бакранское, кагеты поют иначе. А муженек мог бы и подойти. И вообще взял бы на руки и унес домой… То есть в спальню унес бы, хотя где ему такую тушу через весь замок переть, да еще по лестницам! Выронит, никакой казарской беседки не понадобится.