— Вы… — простонала дочь убиенного казара. — А… мы… Мы пьем за вас!
— Я польщен.
— Это не он! — поспешила развеять недоразумение со своего ложа Матильда. — Я его уже видела… Он — конь и выходит из стены.
Жеребец свое разоблачение принял спокойно, он вообще не терял головы, в отличие от Этери. Хотя что она видела, эта девчонка?! Ни кладбищенских львов тебе, ни отгрызенных ног!
— Вы ведь думали, что я одна? — лепетала пока еще не изменявшая жена. — Я каждый день одна… Только сегодня… Я хотела собрать ваших друзей, хотя бы друзей.
— За это я вам особенно признателен…
5
Лисенок моргал и пытался вручить взятку, которую называл то выкупом, то возмещением. Все было так ужасно! Легковерный Баата, взяв с доверенного ему пленника слово, позволил тому просто жить в одном из замков, объедаясь, обпиваясь и дожидаясь, когда родня за него заплатит. Увы, нехороший человек злоупотребил кагетским гостеприимством и казарским простодушием. Он уехал якобы полюбоваться окрестностями — и пропал.
— Но я видел его еще раз, — с дрожью в голосе признавался Баата, — теперь этот человек носит другое имя, но я узнал его. И при этом не узнал, так как не мог поднять руку на адъютанта маршала Капраса. Я предал ваше доверие ради Кагеты, ведь, схвати я гайифского офицера, маршал оскорбился бы и остался с Хаммаилом. Раньше я не вполне понимал отца — хуже того, я его осуждал. Мне казалось немыслимым нарушить слово, а отец говорил, что казария дороже чести казара.
— Не только казария, — утешил Валме. — Уверяю вас, герцог Алва ради Талига зайдет намного дальше, а его я осуждать не намерен.
— Тогда, в знак того, что вы меня прощаете, примите…
— Не приму! — Валме покосился на стол и, поняв, что разбиваться нечему, залихватски махнул рукой. — А вот вы, если будете думать не только о Кагете, но и о всяких безделицах, обеднеете и в придачу поседеете. Как ваш батюшка.
— Может быть, — грустно сказал казар. О причинах, по которым предыдущий Лис стал белым, он распространяться по-прежнему не желал. — И все же я должен что-то для вас сделать.
— А вот это — пожалуйста, — оживился Марсель. — У казарона, который нас принимал по дороге к Гидеоновой переправе, есть гайифские часы. Выкупите их и забудьте о бесчестном гвардейце навеки.
— Часы? — Длинные ресницы озадаченно взметнулись. — Разумеется, хотя это такая малость. Вы хотите, чтобы я прислал их в Валмон?
— Я хочу, чтобы вы бросили их в пропасть. То, что они где-то есть, омрачает мое существование, пусть и не слишком сильно.
Казар сперва удивился, потом рассмеялся, и, кажется, от души. А что ему оставалось? Этери затевала праздник для себя, но выгнать Баату не могла — ни как сестра, ни как принцесса Бакрии. Кагетка поступила мудрее — завладела Матильдой, оставив братца без половины политики. Лисенок если и был разочарован, виду не подал и попытался заняться Бонифацием, однако кардинал был рассеян и богословен. Вызволять жену из ручек завладевшей ею Этери он тоже не спешил, и Баата удовлетворился виконтом.
— А чем, — полюбопытствовал, отсмеявшись, казар, — вас прогневили именно эти часы?
— Вот этим.
Виконт тронул струны и прозвенел:
— «О-о, мой сюсь, о мой сладостный сю-юсь…» Омерзительно до гениальности и поэтому привязчиво. Не исключаю, что теперь вы это будете несколько дней петь.
— Я выполню вашу просьбу, — пообещал казар. Так серьезные люди клянутся над отцовскими могилами. — О, ваше высочество…
— «Ваша высокопреосвященства»! — с достоинством поправила выплывшая из дома алатка и слегка покачнулась. — Виконт… Вы мне… ээ-э…
Подхватывать пьяненьких дам Валме умел, даже самых царственных. Матильду надлежало немедля вручить супругу, но Бонифаций, как назло, куда-то задевался, а рвущийся помочь Баата был совершенно излишен. Марсель прищелкнул пальцами, и по другую сторону принцессы возник Котик, сделав казарскую помощь невозможной. Придав физиономии выражение дипломатического извинения, Валме повлек Матильду под сень дерев, где принцессы начали свои возлияния. Будь кагетка трезвей алатки, она собутыльницу в таком виде не выпустила бы, так что своих сил дамы явно не рассчитали. Валме их не осуждал, но гостей следовало разогнать — то есть не гостей, а бакранов с казаром. Коннер и Дуглас как раз могли пригодиться.
— Ты паршивец, — сообщила Матильда, рушась на выносливый местный диванчик, — но ты… поймешь… К Этери нельзя никого пускать… Ни-ко-го!