— Близко они не подойдут. — Этери едва заметно улыбнулась. — И они понимают только свой язык…
— Они ничем не хуже придворных дур, — кивнула, вспомнив осаждавших ее в Олларии куриц, Матильда. — Вы еще не устали?
— Нет, — кагетка покачала украшенной диадемой головкой, — я так рада, что вы откликнулись на мое приглашение.
Не пожелай Этери видеть супругу его высокопреосвященства, пришлось бы напрашиваться самим. Бонифацию хотелось знать как можно больше, Матильде — тоже, и рыбку решили ловить везде, где есть вода. Лисичка, пусть и беременная, разбиралась в братних вывертах лучше кого бы то ни было, а братец зря время не терял, это явствовало из множества признаков. Озабоченные приближенные, усиленные караулы, новые лица в замке, общая встрепанность и в то же время — радостное возбуждение.
— Когда мы уезжали, — вежливо начала алатка, — в Хандаве было как-то беспечнее.
— Наверное, — согласилась Этери. — Баата не любит неприятных дел и лишней крови.
— Лишняя кровь — та, которую можно не проливать сегодня, не рискуя пролить стократ больше завтра, — припомнила Матильда. — Так говорил один…
— Эсперадор? Да, конечно, вы же были эсператисткой… Как и я. Вам было трудно менять веру?
А она ее меняла? Меняют то, что имеют, только кому нужна скорлупа прошлогодних каштанов?
— Я была дурной эсператисткой.
Именно что дурной! Заповеди нарушала, постилась, лишь когда денег не было, у костров богомерзких скакала, с еретиками и язычниками якшалась, и ведь не стыдно!..
— Не хотите покормить птиц? — Этери сняла с пояса расшитый бисером кисет. — Это умиротворяет. Насыпьте немного на ладонь и ждите.
— Благодарю.
Гулять средь цветов и кормить птиц очень приятно — при наличии склонности к подобному времяпровождению. У Матильды таковой не имелось, зато была необходимость узнать, что творится в казарии. Алатка послушно подставила руку, порхавшие среди кустов пичуги сразу поняли, что к чему, — и началось…
Самым смелым оказался кто-то в желтой шапчонке, выхвативший свою долю чуть ли не из мешочка; желтоголовика сменила пара крикливых чернышей и какая-то краснохвостка. Пестрая прожорливая мелочь с писком и свистом спешила со всего сада, но предпочитавшая лошадей и собак алатка не слишком умилялась.
— Тр-р-р…
Некто крупный, с дрозда, и оранжево-черно-зеленый отпихнул жалко пискнувший серый комочек и принялся глотать зерно за зерном. Улетать он не собирался, какой проглот улетит, пока все не сожрано?! Острые коготки царапали кожу, паршивец жрал, оставшиеся без подачки возмущенно галдели, но отбивать свое кровное не спешили. Матильда сжала кулак, цапнув наглеца за лапы. Пойманный обжора затрещал и забил крыльями, разномастная стайка брызнула в стороны. Этери засмеялась и накрыла пленника рукой.
— Что это за тварь? — чуть смущенно спросила принцесса. — Лопает, как не в себя, а другие — смотри.
— Пш-ш-ш-хр-р-р-вшиш-шк, — прокашляла Этери и перевела: — На талиг это будет… что-то вроде «гордый зеленоштанец».
— Гордый? Гордые на дармовщину не кидаются, так что на талиг он будет… Карлион! На зеленоштанного согласна. Куда его, такого красивого, девать?
— Мне он не нужен, — отреклась от «Карлиона» Этери.
— Я тоже не кошка.
Матильда разжала кулак. «Пш-ш-швхркш-ш-ш» сорвался с места и тяжело — то ли от обжорства, то ли от пережитого потрясения, запорхал к зарослям. Кагетка поморщилась и высыпала все, что оставалось в мешочке, наземь.
— Немного устала, — призналась она. — Дальше, у лестницы, есть скамья… Мы там отдыхали с герцогом Алва, когда он меня провожал. Вы не знаете, где он сейчас?
— На севере, — не совсем соврала Матильда, успевшая себя убедить, что Ворон со скотиной Валме добрались, куда хотели, и ничего с ними не сталось. Ну, прошли дорогой покойников, они еще и не то вытворяли!