Мне был нужен он. Я так скучала по нему. Слёзы градом катились из глаз, а сердце все сильнее сжималось в груди.
― Кейд, ― прошептала я сквозь рыдания, которые меня душили. ― Малыш, ты мне нужен.
― Стар! ― прорычал Данте. ― Открой дверь! ― Я не ответила ему, рыдая слишком сильно, чтобы что-то сказать.
― Детка, ― проговорил он гораздо спокойнее. У меня аж живот скрутило от такой нежности. Я ему не «детка». Я для него ничто.
― Открой дверь. Нам надо поговорить. Я не причиню вреда.
Да, ну!
В дверь вновь застучали, я вздрогнула, когда мужчина ударил по ней кулаком.
― Я даю тебе три часа, и, если ты не откроешь дверь, тогда, к чёртовой матери, я вышибу её. Советую тебе умерить свой пыл до моего возвращения. Я предупредил: не зли меня больше!
Я положила голову на колени, услышав, как его тяжёлые шаги удаляются по коридору. Моё сердце бешено стучало. Все те вещи, что Данте заставил меня проделывать ― всё это может увидеть Кейд, если его брат решит показать их. То, что он услышит, как я прошу трахнуть меня, сломает его. Чёрт! Чёрт!
Не было никаких доказательств, что мной манипулировали с помощью наркотиков, что я потеряла память и не знала, кто я. Если бы Данте показал это миру, то моей карьере пришёл бы конец. Кейд никогда бы не оправился от такого. Это разрушило бы его.
Все те годы, что я была влюблена него, Кейд показывал мне, как можно любить, и на что похожа любовь. Его прикосновения были нежными, но требовательными. От его любви мне снились сны в таких оттенках, которые даже не существовали. Я могла признать, что раньше Данте тоже любил меня, но со временем он изменился, стал мрачным и угрюмым. Его тёмное «я» выбиралось на поверхность и одерживало победу над доброй половиной.
Несмотря на всю свою нежность, и Кейд обладал тёмной стороной. Я знала, что он делал раньше. И хотя иногда он пользовался этой стороной в спальне, что мне нравилось, он никогда не проявлял её в других аспектах наших отношений. Кейд любил с пониманием, преданностью и интенсивностью, я прямо чувствовала вокруг него эту ауру.
Меня чуть не вырвало, когда я подумала о его реакции на пресс-релиз. Это уже в новостях, Айра сообщила мне, что был прямой эфир.
Схватив корзину для бумаг, я опустошила в неё содержимое своего желудка, хотя в нём мало что было. Рёбра болели от бесчисленных рвотных позывов, но кроме желудочного сока, нечему было хоть немного облегчить мое состояние. Сердце страдало не меньше желудка, голову разрывало от непрерывных эмоциональных взрывов. Теперь я понимала, что значит поговорка «умирать от горя». Я умирала, и душа моя была вдребезги разбита от жестокости того, кого я когда-то любила.
Встряхивая головой, пытаясь изгнать безудержные мысли, я подошла к полке и стала неосознанно перебирать вещи, которые были мне нужны. Новое полотно было уже загрунтовано, натянуто на подрамник и установлено на мольберт. Бросив взгляд на небольшое здание, где Данте хранил свои секреты, я смешала несколько оттенков на палитре. Я знала, там хранится больше информации о нём, о том, что произошло, доказательства в мою защиту. Но я также понимала, что получить доступ к ним снова, теперь, когда я многое знаю, было невозможно. Не было ни единого шанса когда-нибудь попасть туда. Как только кисть коснулась холста, я расслабилась. Каждый её взмах успокаивал моё сердцебиение. Покрывая краской холст, я успокаивала мои разбушевавшиеся мысли. Я была дома, по крайней мере, внутри себя.
***
Шея болела, глаза моргали, а зрачки были расширены. Я потянула мышцы спины, пытаясь вернуться в форму. Маленькая улыбка, впервые за долгое время, появилась на моих губах, а одинокая слеза скатилась из уголка глаза, когда я посмотрела на своё творение. Мне удалось немного воспрянуть духом, любуясь изображением, которое я нарисовала по памяти. Воспоминания - это то, что раньше я воспринимала, как должное.