Жакмор спустился вниз. Анжель еще спал. Не став дожидаться первого завтрака, Жакмор вышел в сад. Листья трясеня похрустывали на свежем утреннем ветру.
Земля была сухая, словно асбест. Как и накануне, вода в колодце бурлила в небе, прозрачном до самых костей. Не было и намека на дождь. Жакмор шел все той же дорогой в третий раз, и путь уже не казался таким длинным.
Он до сих пор не видел церкви: ее колокольня чуть-чуть выступала над соседними домами и фермами. Чтобы подойти к ней, ему пришлось долго идти вдоль красного ручья. Жакмор смотрел на тяжелую воду, немного волнуясь при мысли о том, что скрывается в ее непроницаемой глубине.
Дорога повернула, ручей тоже. Серые постройки на левом берегу скрывали то, что находилось за излучиной ручья.
Но вот еще пятьдесят метров, и перед Жакмором вдалеке возникла церковь. А на поверхности красного ручья он увидел неподвижно застывшую лодку. Весла бессильно свисали с бортов. За корпусом лодки Жакмор заметил странно бултыхающуюся в воде темную человеческую фигуру. Он подошел поближе. Это оказался мужчина, вцепившийся в борт и пытающийся влезть в лодку. Крупные живые капли красной воды стекали с него, но одежда не промокла. Вот голова показалась над бортом. Наконец, он рывком перекинул одну руку и одну ногу в лодку, а затем и все тело перевалилось через борт на дно. Теперь Жакмору удалось разглядеть лицо. То был достаточно пожилой мужчина. Впалые щеки, отсутствующий взгляд голубых глаз, ни усов, ни бороды; длинные седые волосы придавали его лицу одновременно благородное и добродушное выражение, и только около рта, когда в нем ничего не было, залегли горькие складки. В зубах он держал какой-то предмет — Жакмор не мог понять, что именно. Жакмор окликнул его:
— Вам помочь?
Человек выпрямился и с трудом уселся в лодке.
— Не слышу — отозвался он, разжав зубы, и выронив что-то изо рта. Несколько ударов весел, и он причалил. Тут Жакмор понял, что берег круто, как будто внизу какая-то расселина, уходит под воду.
— Может быть, вам нужна помощь? — повторил он.
Человек взглянул на Жакмора. На нем была холщовая рубашка и какие-то бесформенные лохмотья.
— Вы не здешний? — спросил он.
— Нет, — ответил Жакмор.
Будь вы местный, вы бы со мной так не разговаривали, — пробурчал он себе под нос.
— Ведь вы могли утонуть, — сказал Жакмор.
— Только не в этой воде. Она всегда разная: то в ней дерево сразу уходит ко дну, а то камни спокойно держатся на поверхности, но тела здесь не тонут, нет, плавают, и все тут.
— Что же с вами случилось? Вы выпали из лодки? — спросил Жакмор.
— Нет, я просто выполнял свою работу, — ответил человек. — Люди бросают в ручей всякую падаль, чтобы я вылавливал ее ртом. Такая работа.
— Но ведь можно отлично обойтись сетью, — сказал Жакмор. Ему стало как-то неспокойно, будто он говорил с человеком другой планеты. О, до чего же знакомое, хорошо знакомое ощущение!
— Нет, нужно обязательно зубами, — ответил человек, — разложившуюся мертвечину и гниль. Для того-то они и кидают все это в воду. Часто разные отбросы специально оставляют загнивать, чтобы потом бросить сюда. А я должен схватить их зубами. В том-то и интерес, чтобы гнилье лопнуло у меня на зубах, и этой дрянью мне залило все лицо.
— И хорошо вам платят за это? — осведомился Жакмор.
— Предоставляют лодку, а платят угрызениями совести и чистым золотом.
При слове «совесть» Жакмор отшатнулся, вспомнив все нанесенные ему обиды. Человек улыбнулся, заметив движение Жакмора, и сказал:
— У меня есть дом, мне приносят еду и золото. Много золота. Но я не имею права его тратить. Никто не хочет иметь со мной дела, мне ничего не продают. Да, конечно, у меня есть дом и много золота, но взамен я обязан переваривать угрызения совести всех жителей деревни. Они платят за то, чтобы я страдал вместо них, чтобы меня, а не их, мучила совесть за все зло и святотатство, совершенное ими, за все их пороки и преступления. За ярмарку стариков. За замученных животных. За подмастерьев. И за отбросы, которые они бросают в ручей. — Он на секунду замолчал.
— Но все это вам, наверное, неинтересно. Вы ведь не собираетесь остаться в наших краях? — продолжал он.
Последовало долгое молчание.
— Почему же, — сказал, наконец, Жакмор, — я, пожалуй, останусь здесь.
— Ну, тогда очень скоро вы станете как все. Начнете новую жизнь с чистой совестью, а муки грязной совести оставите мне, дав взамен много золота. И ничего купить у меня не пожелаете, нет.
— Как ваше имя? — спросил Жакмор.