— Ля Глоир, — ответил тот, — так меня зовут. Ля Глоир, вообще-то, это название лодки, а своего имени у меня нет.
— Думаю, мы еще увидимся, — сказал Жакмор.
— Нет, вы станете как они. Не захотите со мной разговаривать. Только платить, швырять мне тухлятину и свои угрызения совести.
— Но с какой стати вы этим занимаетесь? На что вам такая работа? — спросил Жакмор.
Тот пожал плечами.
— Так было всегда: раньше на моем месте был другой, — сказал он.
— Как же произошла замена? — допытывался Жакмор.
— Кто окажется совестливее меня, тот сразу меня и заменит. Так уж в этой деревне повелось, набожные они здесь очень, потому совести предоставлена полная свобода. Никаких тебе угрызений. Ну, а кто даст слабину... Кто начнет бунтовать...
— Его сажают на Ля Глоир, — закончил Жакмор. — Стало быть, вы взбунтовались.
— Да, не так-то часто это теперь случается. Может, я последний. Моя мать была нездешняя, — сказал человек. Он склонился над веслами.
— Мне пора работать, до свидания.
— Счастливо, — сказал Жакмор.
Он еще постоял на берегу, глядя, как лодка медленно скользит по переливающейся красноватой глади, и пошел дальше. До церкви, напоминающей куриное яйцо в гнезде, было уже недалеко. Подойдя к зданию, Жакмор легко преодолел семь ступенек и вошел вовнутрь. Перед разговором с кюре он хотел немного осмотреться.
XVI
Сложное переплетение балок и продольных брусьев поддерживало кровлю яйцевидного нефа, сделанную из графитового сланца. Прямо перед Жакмором находился алтарь из темного гранита со скудной церковной утварью. Справа между двух балок смутно белел высокий силуэт новенькой кафедры с открытыми ставнями.
Впервые Жакмор видел церковь, выстроенную столь хитроумным способом. Она имела форму яйца; тут не было ни каменных колонн, ни арок, поддерживающих своды, ни пересечений стрелок свода. Словом, никаких тебе выкрутас, никаких забот о завтрашнем дне. Деревянные детали, причудливо сплетаясь, вились вдоль мощных стен, образуя геодезический каркас. На некоторых из них были вырезаны разные фигурки; Жакмор заметил, что фигурки раскрашены — глаза святых, змей и демонов блестели в темноте. Внутри нефа было совершенно пусто. Из овального витража над алтарем лился густейший ультрамарин, гася все остальные цвета и затопляя алтарь синевой. Без этого витража в церкви царила бы абсолютная темень. По обе стороны алтаря стояли два подсвечника со множеством свечей. Их неверный мерцающий свет лишь чуть-чуть рассеивал мрак. Толстый слой соломы устилал пол от входа до алтаря. Жакмор осторожно двинулся вперед. Когда его глаза привыкли к темноте, он разглядел за алтарем серый проем открытой двери и направился туда, решив, что там находятся ризница и квартира кюре.
Он попал в небольшую вытянутую комнату, заставленную шкафами и полную всякой всячины. В глубине виднелась еще одна дверь. Оттуда доносились чьи-то тихие голоса. Жакмор три раза стукнул костяшками пальцев по деревянной стене.
— Можно войти? — спросил он вполголоса. Разговор прервался.
— Входите! — услышал Жакмор и прошел во вторую дверь.
Здесь сидел кюре, беседуя с ризничим. Оба встали навстречу Жакмору.
— Здравствуйте, — сказал Жакмор, — вы, конечно, и есть кюре?
— Добрый день, сударь, — ответил кюре. Это был худощавый человек с глубоко посаженными черными глазами, над которыми нависали густые черные брови. Разговаривая, он складывал на животе свои сухие длинные руки. Когда он прошелся по комнате, Жакмор заметил у него легкую хромоту.
— Я хотел бы с Вами поговорить, — сказал Жакмор.
— Слушаю вас.
— Мне нужно окрестить детей. Нельзя ли назначить церемонию на воскресенье?
— Да-да, это моя обязанность. Каждому свое, — ответил кюре.
— В доме на холме родилось трое близнецов: Жоэль, Ноэль и Ситроен. Необходимо, чтобы завтра их окрестили.
— Приходите в воскресенье к мессе. Там и договоримся о времени.
— Но я никогда не хожу к мессе, — возразил Жакмор.
— Тем более, — сказал кюре, — это вас развлечет. Наконец-то среди прихожан появится кто-то, кому мои проповеди будут в новинку.
— Вообще-то я против религии, — сказал Жакмор, — но в то же время вполне допускаю, что в деревне она может оказаться небесполезной.
Кюре ухмыльнулся.
— Как бы не так! Религия это роскошь! Только эти тупые скоты хотят извлечь из нее какую-то пользу!
Он гордо выпрямился и, прихрамывая, начал возбужденно мерить комнату шагами.