— Вот видите, — сказал Анжель, — в состоянии абсолютного расслабления вы перестаете существовать.
— Ого! Вы действительно полны иллюзий! Неужели вы думаете, что ловко проделанный фокус может вот так сразу меня переубедить... Лучше объясните, как вы это делаете...
— Итак, — продолжал Анжель, — теперь все ясно: вы лицемерны и невосприимчивы к очевидному. Что ж, это в порядке вещей. У психиатра совесть должна быть нечиста.
Они дошли до околицы деревни и, не сговариваясь, повернули назад.
— Ваша жена хочет увидеть вас, — сказал Жакмор.
— Как вы можете это знать?
— Чувствую. Ведь я идеалист, — ответил Жакмор.
Вернувшись, они поднялись по лестнице на второй этаж. Резные дубовые перила услужливо сплющились под твердой рукой Жакмора. Анжель вошел первым в спальню Клементины.
X
Он остановился на пороге. Жакмор ожидал за его спиной.
— Можно мне войти? — спросил Анжель.
— Входи, — ответила Клементина.
Взгляд ее был исполнен равнодушия. Анжель продолжал стоять, не осмеливаясь сесть на кровать из страха побеспокоить Клементину.
— Мне нельзя больше полагаться на тебя, — произнесла она. — Как только мужчина сделал женщине ребенка, она тут же перестает доверять ему.
— Как же ты настрадалась, Клементина, — проговорил Анжель.
Она покачала головой — не хотела, чтобы ее жалели.
— Завтра же буду на ногах. В полгода дети должны начать ходить, в год — читать.
— Тебе лучше. Ты у меня, как всегда, выносливая, — сказал Анжель.
— Это была не болезнь. Пойми, с этим покончено. Навсегда. В воскресенье их нужно окрестить. Жоэль, Ноэль и Ситроен. Решение окончательное.
— Жоэль, Ноэль — не очень-то красиво. Ты бы еще сказала Араэль, Натанаэль, или лучше Ариэль. Или Прюнель.
— Это не подлежит обсуждению, — решительно ответила Клементина. — Не забудь, Жоэль, Ноэль — это близнецы, Ситроен — третий.
И тихонько шепнула самой себе: «Уж этого-то нужно будет держать в узде с самого начала. Намучаюсь я с ним, конечно, но он лапочка».
— Завтра же, — продолжала она громко, — у них должны быть кроватки.
— Если вам нужно сделать какие-то покупки, не стесняйтесь, я буду рад помочь, — предложил Жакмор.
— Прекрасная мысль. Действительно, нечего вам сидеть сложа руки, — сказала Клементина.
— Это не в моих правилах, — заметил Жакмор.
— Однако, тут вы рискуете этим заразиться, — ответила юна. — А теперь идите. Оба. У столяра закажите три кроватки, две маленькие и одну побольше. Да пусть не шаляй-валяй работает, а постарается на славу. И позовите-ка сюда Бланш.
— Хорошо, душенька, — сказал Анжель. Он поцеловал ее и пошел к выходу. Жакмор посторонился, пропуская его вперед, и захлопнул за собой дверь.
— А где Бланш? — спросил он.
— Внизу, стирает в прачечной. Пойдемте обедать. А потом займемся покупками.
— Нет, я пойду один, а вы оставайтесь, — ответил Жакмор. — У меня нет ни малейшего желания возобновлять эти дискуссии. Выматывает, честно говоря. И вообще, это не мой профиль. В конце концов, психиатр должен чем заниматься? Психиатрировать. Это яснее ясного.
XI
Жакмор миновал ограду и во второй раз пустился в путь той же дорогой. Справа от него ограда сменилась на склон утеса, вдалеке виднелось море. Слева тянулись возделанные поля, редкие деревья и живые изгороди. Колодец, ускользнувший от его внимания утром, поразил его своей крышкой из камня, древнего и скользкого, и высокими каменными стойками, между которыми с ясеневого барабана свисала вся изъеденная ржавчиной цепь. Колодезная вода нежно вскипала внизу и поднималась над краем колодца легким облачком, тут же разрываемым на тончайшие нити голубой расческой неба.
Первые же дома, показавшиеся вдалеке, поразили его своей грубостью и неказистостью. Это были фермы, построенные в виде буквы П, обращенной своими ногами к дороге. Сначала по правую сторону от дороги на некотором удалении друг от друга стояло всего два дома. Планировка была самая обычная: квадратный двор, в середине большой пруд, заполненный черной водой и населенный раками и мальками. В левом крыле фермы жил хозяин с семьей; в правом крыле и центральной части дома на втором этаже были расположены конюшни и стойла, куда скотине приходилось взбираться по довольно крутому сходу. Между мощных опор, поддерживающих основания стойл и конюшен, находился бродильный, чан, куда под действием силы тяжести сливался навоз и всякие нечистоты. В не занятых животными конюшнях хранилась солома, зерно и запасы фуража. Был тут и специальный, хорошо оборудованный чуланчик, где заваливали девок. Во дворе, вымощенном серым гранитом, росли ухоженные полосы той самой губчатой травы цилиндрической формы, уже встречавшейся на обочине дороги.