— 60 франков за Адель, — продолжал барышник, — и без зубов, за такую-то цену. Выгодное дело. Ну, кто, может, ты, Кретьен, или ты, Нюфер?
И он больно ударил старуху по спине.
— А ну, поднимайся, старая карга, дай на тебя полюбоваться! Давай-ка посмелее, весьма выгодная сделка.
Старуха поднялась.
— А теперь повернись и покажи ляжки честной компании! Эй, вы, смотрите сюда!
Жакмор старался не смотреть. От старухи так воняло, что он боялся потерять сознание. Все-таки краем глаза он заметил трясущуюся жирную плоть, испещренную синими вздутыми венами.
— Пятьдесят, — предложил кто-то резким голосом.
— Бери, она твоя! — воскликнул барышник.
Старуха еще не одернула юбку, как получила здоровенную затрещину от барышника. Рядом с Жакмором стоял верзила-брюнет и хохотал от души. Жакмор прикоснулся к его руке.
— Чему вы смеетесь? — спросил Жакмор. — Неужели не стыдно?
Тот сразу перестал смеяться.
— Неужели что?
— Неужели не стыдно? — мягко повторил Жакмор. — Ведь это старики.
Не успел он опомниться, как получил сильный удар в лицо. Собственным же зубом ему рассекло губу. Во рту стало солоно от крови. Жакмор покачнулся и упал с тротуара на дорогу. Никто и не взглянул на него. Торги продолжались.
Он поднялся и попытался ладонью отряхнуть пыль с брюк. Теперь Жакмор стоял вне полукруга темных и враждебных спин.
— А вот еще один, одноногий, — раздавался лающий голос. — Приятная штука протез. Для начала сто десять франков! Сто десять!
Жакмор повернулся и пошел прочь. В конце площади он заметил поперечную улицу, на которой, видимо, было много всяких мастерских. На нее он и свернул. Через несколько минут он уже стоял около столярной мастерской. Ему было как-то не по себе, он был сильно смущен и расстроен. Жакмор вошел в дом и дверь за ним захлопнулась.
XII
В комнате, напоминавшей контору, грязной и маленькой, хозяина не было. Истертый почерневший еловый пол, деревянный стол черного цвета, старый календарь на стене; в углу — грязный след от печки; два стула с расползшимися соломенными сиденьями. Вот и вся обстановка. Между комнатами — дощатые перегородки. В глубь дома вела дверь, оттуда доносились шумы мастерской. Неравномерный стук складывался из двух различных серий ритмичных ударов, которые налагались, но не смешивались друг с другом. Жакмор подошел к мастерской.
— Есть здесь кто-нибудь? — спросил он вполголоса.
Ему никто не ответил, стук продолжался, тогда он решился войти. Свет проникал сюда с потолка. То был довольно просторный сарай, заваленный всякими досками, брусом, незаконченными, полусобранными конструкциями. Кроме того, виднелись три или четыре верстака, ленточная пила и фрезерный станок, чугунное основание которого, казалось, треснуло. Некоторые инструменты были укреплены прямо на стенах. Справа от двери высилась куча опилок и стружки. Сильно пахло столярным клеем. И действительно, в другом конце сарая, напротив двери, выходившей в сад, на небольшой плитке, топившейся древесным углем, грелось липкое ведро с клеем. С прогнувшейся балки свисала всякая всячина: старые лезвия от пилы, испорченные столярные инструменты, круглый напильник, винтовой зажим, словом, всякий хлам. Слева от входной двери на огромных деревянных опорах лежал гигантский дубовый ствол. Худенький подмастерье, сидя на нем верхом и изо всех сил размахивая топором, пытался вытесать прямоугольную балку. Одет он был в какие-то лохмотья, его тощие ручки с трудом вновь и вновь поднимали топор. Неподалеку хозяин прибивал кожаную обивку к бортику странной конструкции из белого дуба, напоминающей цилиндр, внутри которого мастер и стоял во весь рост. Конструкция была снабжена целой системой массивных ставень, в данный момент открытых. Шарниры, скрепляющие их, тихонько поскрипывали при каждом ударе молотка.
Мужчина вколачивал гвозди, ребенок тесал дерево. Ни тот, ни другой не взглянул на Жакмора, и тот стоял на пороге, не зная, что делать. В конце концов он решился заговорить.
— Добрый день! — сказал Жакмор довольно громко.
Хозяин перестал стучать и поднял голову. Физиономия у него оказалась противная: большой рот с отвисшей нижней губой, нос картошкой, зато руки сильные, узловатые, поросшие густой рыжей шерстью.
— Чего надо? — спросил он.
— Мне нужны детские кроватки. Две штуки. Двухместная и одинарная, только ее сделайте побольше. Там, в доме на холме, родилось трое детей.