Такое чувство, что это не я сижу рядом. Левая рука тоже живет своей жизнью и даже не сопротивляется таким приятным прикосновениям. Большой палец парня гладит внутреннюю сторону моей ладони, и совсем не хочется вырывать руку.
Хоть вой от бессилия и от своей слабости – ну как же так, Настя? Как ты могла попасть в эти дурацкие сети?
Правильно Захар сказал – маленькая, перепуганная птичка. Именно так я себя и чувствую. И, видимо, именно так выгляжу в его глазах.
– Приехали, – раздается голос над ухом, и только сейчас понимаю, что слишком долго копалась в себе. И даже не заметила, что двигатель больше не работает, фары не горят, а Захар смотрит на меня с улыбкой на лице.
Ну почему мне так не везет? Почему он не может быть самым обычным парнем? Я бы не раздумывая влюбилась в него и отдала не только сердце, но и душу в придачу.
А объект моих мысленных переживаний продолжает удерживать мою руку в своей широкой ладони и, походу, не собирается ее отпускать.
– Куда? – наконец-то отмираю и смотрю в лобовое стекло.
Отлично, просто самое уютное место в городе. Вдвоем, говоришь, побудем? Слава Богу, что это не так. Кругом будут люди, а значит Захар точно сдержит свое слово.
– Я надеюсь, ты умеешь играть в боулинг, птичка?
Опять он за свое – не может просто поговорить нормально? Обязательно нужен этот ласковый тон и нежность во взгляде? Хочется громко кричать «Не называй меня птичкой»! Я не хочу, чтобы ты был таким очаровашкой.
Птичка – это так мило, нежно и интимно, что хочется действительно расслабиться и больше не сопротивляться своему притяжению.
– Нет, но ты же меня научишь? – специально задаю провокационный вопрос, чтобы у парня не было шансов отвертеться и увезти меня в какое-нибудь другое место.
– Обязательно!
Захар отпускает мою руку, выходит из автомобиля, а я наблюдаю за его движениями, пока он обходит автомобиль спереди. Тяжело вздыхаю и мысленно признаюсь себе, не в силах больше бороться со своими эмоциями.
Мне нравится Захар Гончаров. И это факт.
Глава 14
В боулинге я впервые – меня давно Карина пыталась вытянуть сюда, но постоянно что-то не срасталось. То времени не было свободного, то денег лишних. А кавалеры, как назло, ограничивались исключительно кино или на крайний случай кафе. Не романтичные у нас с Голубевой ухажеры, что поделаешь.
Мы идем с Захаром рядом, причем он галантно отставляет локоть в сторону, и с улыбкой показывает глазами, чтобы я взяла его под руку (она, эта самая улыбка, по-моему, весь вечер не сходит с его лица). С некой нежностью во взгляде следит за моими осторожными движениями, но никак не комментирует. Видимо, ждёт моего решения и, скорее всего, твердо уверен, что я вновь буду перечить ему. Но я девушка воспитанная, да и вроде договор у нас с ним на сегодняшний вечер, поэтому не вижу причины отказать – кладу свою руку и двигаюсь с парнем в ногу.
Захар открывает дверь в развлекательный центр, пропускает меня вперед, помогает снять куртку возле гардеробной – не мужчина, а золотая мечта. Хотя, о чем это я – самая настоящая мечта любой девушки, включая меня. Сейчас прямо нет в нем недостатков, хоть ты тресни. Ни раздражения не вызывает, ни злости – ну как же так? Ведь я твердо решила – разговор по душам и прощание навеки. Однако всё-таки поддалась его чарам, поверила (не до конца, конечно же, исключительно на сегодняшний вечер) и даже призналась сама себе в сильной симпатии к Захару Гончарову.
– Настя, ты здесь? – слышу голос парня, который прерывает мой мысленный анализ происходящего. С досадой понимаю, что я опять копаюсь в себе, не замечая никого и ничего вокруг. В итоге вижу, что он вместе с девушкой-администратором, которая стоит за высокой стойкой, вопросительно смотрят на меня в ожидании ответа.
– Что? – смотрю на всё также улыбающегося Захара.
– Размер обуви у тебя какой? – он поднимет одну бровь вверх, а я не совсем понимаю, к чему этот дурацкий вопрос.
– Зачем? – вопросы так и прут из меня потоком.
– Птичка, – как-то уж очень интимно у него это получается. – Дело в том, что в боулинге играют только в специальной обуви, которую выдает администрация. И соответственно нужен размер твоей ноги.
– Тридцать восьмой, – негромко отвечаю и, скорее всего, начинаю краснеть.