Виктория облокотилась на стол.
— Вы упомянули о каких-то трудностях? — переспросила она.
Хантер улыбнулся.
— Я забежал вперед, — извинился он. — Вся история началась в момент рождения моего деда, то есть в 1905 году.
Опечаленный смертью во время родов своей молодой жены, но окрыленный рождением младенца, сэр Патрик поклялся на семейной Библии, что названный его именем ребенок никогда не испытает нужды и лишений.
— Взять в то время подобное обязательство было довольно легко, — пояснил Хантер. — Достаточно вспомнить, как сэр Патрик и его предки богатели за счет труда бедняков, почти даром обрабатывавших их землю. К тому времени, когда мой дедушка вполне вырос для того, чтобы стать лендлордом, он оказался человеком умным и сострадательным, потому и решил не идти по пути своих предков.
— А как же он поступил?
— Он совершил поступок, типичный для любого отважного ирландца в подобных обстоятельствах: отправился на поиски земли, на которой он смог бы стать личностью, а не просто сыном своего отца.
Не прошло и шести месяцев после его приезда в Бостон в 1925 году, как сэр Патрик-младший уже не только стал женихом, но и получил работу на фабрике спортивной одежды. Длинный рабочий день, жалкое жалованье… Но он утешался мыслью, что состояния сколачивают лишь те, кто терпелив.
— Ну, и сколотил он состояние? — спросила Виктория, уверенная, что собственность самого Хантера в своей основе имеет прошлые приобретения.
— К сожалению, нет, — с грустью отозвался Хантер. — Разрыв между ним и отцом оказался настолько глубоким, что мой дед даже не сообщил в Ирландию, когда у него и Энни родился ребенок, то есть мой отец. У Энни, однако, сердце было помягче, чем у мужа, и она написала моему прадеду о рождении ребенка. Дед прямо-таки на стенку полез, когда сэр Патрик стал писать им письма, умоляя вернуться домой. Он строго-настрого приказал Энни сжигать все письма из Ирландии.
Рассказ Хантера полностью поглотил Викторию. Она спросила, подчинилась ли юная бостонская жена этому приказу.
— Она была, наверное, во многом похожа на вас, — улыбнулся Хантер. — Энни не могла позволить, чтобы кто-то ей диктовал, если сердцем чувствовала свою правоту. Она была уверена, что время залечит раны, и старательно прятала письма сэра Патрика-старшего. Правда, она никогда и не вскрывала их, а складывала в дорожный сундук, надеясь, что наступит время, когда муж пожелает ознакомиться с их содержанием. Но она никогда, конечно, не догадывалась, что сэр Патрик вкладывал в конверты деньги, которые могли бы немного облегчить им жизнь, — добавил Хантер.
— Так-таки никогда не догадывалась? — выразила сомнение Виктория.
— До самой смерти моего деда. Когда это случилось, отцу было четырнадцать лет. Именно тогда Энни решила, что следует достать запечатанные письма, чтобы он, по крайней мере, знал, что в Ирландии живет любящий его дедушка. Короче говоря, четырнадцати лет переписки было достаточно для того, чтобы мой будущий отец не только закончил колледж, но и начал работать на своем первом предприятии.
В рассказе Хантера О'Хари все еще отсутствовало одно звено.
— Но все это не объясняет, кто же такие Син Майкл и Пэгги. Когда они вписались в эту историю?
Прежде чем ответить Хантер внимательно осмотрел свою кофейную чашку.
— Сэр Патрик пришел в отчаяние, узнав о кончине своего единственного сына в далеких краях, даже не на ирландской земле. По-видимому, именно тогда он и начал пить, стараясь хоть чуть-чуть заглушить боль. Тогда же сэр Патрик-старший нашел утешение и у одной из своих служанок: это была живущая на чердаке комнатная горничная по имени Кэйти. Одно повлекло за собой другое, и Кэйти оказалась беременной ребенком сэра Патрика.
Вот здесь-то Виктория начала понимать, как события будут развиваться дальше, но терпеливо ждала их продолжения самим Хантером.
— Было бы, конечно, благородно с его стороны жениться на ней… По слухам, он даже хотел сделать это, если только у нее родится сын.
— Чтобы заменить того, которого он потерял?
— Думаю, что так. Но она родила дочь, и это поставило крест на его намерении. Сэр Патрик был разочарован случившимся, но продолжал обожать Кэйти. Не беря на себя никаких юридических обязательств, он продолжал помогать ей и ребенку. Дело приняло критический оборот, когда девочка, ставшая к тому времени молодой женщиной, сбежала с женатым потаскуном из Монте-Карло и родила ребенка. Вот так и появились мои двоюродные брат и сестра! — Хантер как тост поднял свою кофейную чашку.
— Но сэр Патрик, — указала Виктория, — признавал их в степени, достаточной для того, чтобы включить в свое завещание.
— Только по недосмотру. Ведь после того как его дочь так разочаровала его, было вполне резонно предположить, что и ее отпрыски последуют ее примеру.
— Ну а что случилось с Кэйти? — спросила Виктория. — Ведь она что-то значила для сэра Патрика, коль скоро он держал ее рядом?
— Он держал ее рядом в качестве служанки, — подчеркнул Хантер. — Родила она ему ребенка или нет, Кэйти для него оставалась горничной, живущей на чердаке. И так продолжалось до тех пор, пока она однажды не спрыгнула с восточного парапета этого замка.
У Виктории перехватило дыхание:
— Самоубийство?
— Маловероятно, что она стирала с него пыль… Правда, после встречи с прадедом лично я не могу сказать, что осуждаю ее. Он был довольно упрямым ослом и не весьма приятным человеком.
— Вы сказали, что встречались с ним дважды. Когда же это было во второй раз?
Перед тем как ответить, Хантер мгновение помолчал.
— Я был в Ирландии за пару месяцев до его смерти.
— Он послал за вами?
— Нет, — ответил Хантер. — Я вернулся, поскольку… — Он покачал головой, так и не закончив объяснения, и ограничился беглым замечанием, что это не так уж важно. — Похоже, что ресторан закрывается, — сказал он, обратив ее внимание на то, что они остались последними посетителями. — Что вы скажете, если мы на этом закончим нашу рабочую ночь?
20
— С вами гораздо легче, когда вы лишены возможности двигаться, — заметила Виктория, обнаружив Хантера в конюшнях.
Это был первый ноябрьский день без дождя. До прилета рейса Тэппинга в Национальный аэропорт оставалось не более часа, и Виктория думала, что О'Хари либо уехал с Ченом, либо вернулся в замок, чтобы еще раз просмотреть документы.
— Я пока не могу ходить по лестницам, — сказал он. Опираясь на изгородь, Хантер наблюдал за Яном, который возился с чистокровками. — Что-нибудь случилось?
— Здесь или там, в замке? — спросила Виктория, радуясь, что он не умеет читать ее мысли.
Иначе он легко обнаружил бы, что раздумья о нем не покидают ее голову с тех пор, как они отобедали в ресторане. Он по-прежнему оставался для Виктории загадкой, но после этого вечера отношение Хантера к ней переменилось. У нее даже создалось дерзкое впечатление, что, посвятив ее в прошлое своей семьи, Хантер как бы открыл дверь в будущее, в котором она могла бы играть более важную роль, чем роль секретаря.
Не было ни поцелуя в щеку, ни руки, обнявшей талию, ни обещания новой встречи — ничего столь обычного для начинающихся романтических отношений. Но он все больше времени с удовольствием проводил с Викторией. Не означало ли это, что Хантер начинает доверять ей не только деловые тайны?
— Наверное, — заметил Хантер, — Пэгги все еще не дает вам спать по ночам?
— А вы думаете, она смутится, если узнает, что ее страсти — явление далеко не тайное?
— Кто, Пэгги? — хохотнул Хантер. — Скорее всего, нет. Они с Сином Майклом типичные эксгибиционисты [2]: всю свою энергию готовы вложить в любое, что привлечет к ним внимание.
2