Глава 7
Когда Мишель проснулась, была уже середина утра. Она лежала одна, в огромной кровати, и пыталась привыкнуть к изменениям, произошедшим в ее жизни. Она в доме Джона, в его постели. Джон встал несколько часов назад, на рассвете. Уходя, он поцеловал ее в лоб и приказал наверстать упущенный сон. Мишель потянулась, ощущая свою наготу и боль в ноющих мышцах. Ей не хотелось вставать, не хотелось покидать уютный кокон из простыней и подушек, которые хранили запах Джона. От воспоминаний о прошедшей ночи по телу пробежала легкая дрожь, и Мишель беспокойно пошевелилась. Джон почти не спал, не давая уснуть и ей, пока, наконец, не поднялся и не ушел заниматься ежедневными делами.
Если бы только он взял ее с собой. Она чувствовала себя неловко с Иди, его экономкой. Что та подумала о ней? Они встретились лишь мимолетно, Джон проводил Мишель наверх просто с неприличной поспешностью, но она успела отметить высокий рост, чувство собственного достоинства и невозмутимость этой женщины. Экономка и слова бы поперек не сказала, даже если не одобряла всё происходящее, к тому же, насколько было известно Мишель, она и не имела никакого права этого делать.
Наконец, Мишель поднялась с постели и отправилась в душ, криво улыбаясь при мысли о том, что не нужно экономить горячую воду. Центральная система кондиционирования воздуха сохраняла в доме приятную прохладу, это было еще одним удобством, от которого она вынуждена была отказаться с целью снизить счета. Несмотря на душевное состояние, подумала Мишель, физически ей здесь будет комфортно. Она вдруг подумала, что раньше ей не доводилось бывать в доме Джона: она не представляла чего ожидать. Возможно, дома на соседних ранчо были не так уж роскошны, как ее дом, который отец полностью переделал и модернизировал. Но дом Джона был построен всего восемь лет назад, в испанском стиле. Прохладные кирпичи из окрашенного самана (сырцовый кирпич из глины и резаной соломы, прим.пер.) и высокие потолки сохраняли в доме приятную прохладу, а разноцветное множество комнатных растений освежали воздух. Сначала растительность удивила ее, но потом она решила, что это дело рук Иди. Из каждой комнаты открывался вид на внутренний дворик подковообразной формы, в котором находился бассейн, озеленённый до такой степени, что больше напоминал дикое озеро.
Мишель была удивлена такой роскошью. Джон был далеко не беден, но этот дом стоил уйму денег, которые можно было вложить в ранчо. Она ожидала чего-то более практичного, но в то же время, это был очень его дом. Здесь всё было пронизано его присутствием и устроено для его удобства.
Наконец Мишель приказала себе успокоиться, и спустилась вниз: если Иди настроена враждебно, то ей рано или поздно придется узнать об этом.
Поскольку планировка дома была простой, отыскать кухню оказалось нетрудно. Мишель просто следовала на запах кофе. Как только она вошла, Иди оглянулась, лицо экономки ничего не выражало и сердце Мишель как будто куда-то провалилось.
- Я сказала Джону, что давно уже пора привести домой женщину, - невозмутимо произнесла Иди, уперев руки в бока.
Мишель вздохнула с облегчением, она не вынесла бы презрения со стороны Иди. Сейчас она была более чувствительна к мнению окружающих, чем раньше, когда она была юной и высокомерной. Жизнь вытравила высокомерие и научила её не ждать роз.
Легкий румянец проступил на щеках Мишель:
- Джон не потрудился познакомить нас прошлым вечером. Меня зовут Мишель Кэбот.
- Иди Вэрд. Вы будете завтракать? Я также исполняю обязанности кухарки.
- Нет, спасибо, я подожду обеда. А Джон придет к обеду? – Мишель слегка смутилась, задавая этот вопрос.
- Если работает поблизости, то да. Хотите кофе?
- Я могу приготовить, - быстро сказала Мишель, - Где чашки?
Иди открыла шкафчик слева от раковины, взяла чашки и передала их Мишель.
- Будет приятно иметь здесь компанию в течении дня, - сказала она, - Эти проклятые пастухи не слишком годятся для разговоров.
Иди не соответствовала никаким ожиданиям Мишель. Ей должно быть около пятидесяти, но, несмотря на то, что её волосы все еще были темными, было в ней что-то такое, отчего она выглядела соответственно возрасту. У Иди был высокий рост, широкие плечи, гордая осанка – как у настоятельницы монастыря, и такой же вид невозмутимого достоинства. Но в ней также чувствовалась проницательность, ее глаза казались уставшими, как у человека, который в жизни повидал многое. Мягкий прием расслабил Мишель: Иди не осуждала её.
Но, несмотря на ослабление неловкости, Иди мягко, но настойчиво отказывалась от предложений Мишель помочь по хозяйству.
- Рафферти нам с тобой головы поотрывает, - сказала она, - Это мне платят за выполнение этой работы, а мы здесь стараемся не злить его.
Не зная чем заняться, Мишель бродила по дому, заглядывая в каждую комнату, и размышляла, как долго сможет продержаться, ничего не делая. Работать на ранчо одной было так тяжело, что иногда она просто валилась от усталости, но там всегда было чем себя занять. Мишель нравилось работать на ранчо. Это было нелегко, но устраивало её гораздо больше, чем роль украшения и любовницы. От безделья Мишель чувствовала себя неловко. Она надеялась, что они с Джоном будут всё делать вместе, делить заботы и неприятности… так, как это делают супруги.
При этой мысли она резко втянула воздух. Сейчас она была в его, все еще его спальне. Мишель стояла у открытого стенного шкафа и смотрела на его одежду, как будто это могло приблизить ее к нему. Она медленно подняла руку и прикоснулась пальцами к рукаву рубашки Джона. Её одежда тоже висела в шкафу, рядом с его, но Мишель чувствовала себя здесь чужой. Это был его дом, его спальня, его шкаф, а она была лишь вещью, которой наслаждаются ночью, а на рассвете забывают. Но Мишель вынуждена была признаться, что это лучше чем ничего: как бы ни пострадала её гордость, она будет оставаться здесь до тех пор, пока Джон будет желать её. Мишель была так одержима любовью к нему, что готова принять все, что он сможет ей дать. Но больше всего в жизни Мишель хотела, чтобы Джон любил ее так же сильно, как и желал. Она хотела выйти за него замуж, стать для Джона партнером и другом, а также возлюбленной, принадлежать этому дому, также как он.
Одна часть Мишель удивилась, что она опять может думать о браке, даже если это брак с Джоном. Роджер разрушил её надежды, её жизненный оптимизм, по крайней мере, так ей казалось еще совсем недавно. Но надежда уже расцветала снова, как хрупкий феникс, поднимающий голову из пепла. Впервые Мишель осознала, как велика её душевная сила. Её изменили ужас и позор, пережитые в браке, но не уничтожили. Она исцелилась, в первую очередь благодаря Джону. Мишель любила его так давно, что эта любовь стала неотъемлемой частью её жизни и была всегда рядом, поддерживая её, даже тогда, когда Мишель не догадывалась об этом.
Изнывая от любопытства, Мишель вышла из дома. Она решила просто прогуляться вокруг и на всё посмотреть, не мешая никому работать, и ни о чем не спрашивая. Ранчо Джона сильно отличалось от её собственного. Здесь царили чистота и порядок, все содержалось в хорошем состоянии: конюшни и заборы были свежевыкрашенны, техника работала. Здоровые и бодрые лошади резвились в загоне и паслись на пастбище. Навес для запасов выглядел лучше, чем её сарай. В былые времена и её ранчо было таким же, подумала Мишель и исполнилась решимостью добиться этого снова.
А кто заботится теперь о её стаде? Мишель не спросила Джона, но у неё и не было времени спросить. Он уложил её в постель так быстро, что она даже не успела ни о чем подумать. А потом ушел, пока Мишель еще спала.
К вечеру, когда Джон вернулся домой, она была так взвинчена, что ощущала, как напряжены её мышцы. Войдя с кухни, он быстро окинул взглядом комнату, и как только увидел Мишель, на его лице отразилось глубокое удовлетворение. Весь день Джон боролся с желанием вернуться домой, представляя ее здесь, наконец, под крышей его дома. Даже строя этот дом, восемь лет назад, Джон думал, понравится ли он Мишель, воображал как она будет смотреться в этих комнатах. Дом не был очень большим, как те особняки в Палм-Бич, но он был построен на заказ, для его удобства, был красивым и даже в некоторой мере роскошным.