Он. Почему-то она не сомневалась, что это был мужчина. Мишель охватил внезапный озноб, хотя здравый смысл говорил ей, что это может быть проделка скучающих подростков, или ошиблись номером.
Ощущение угрозы заполнило тишину на линии. Впервые за три недели Мишель почувствовала опасность без видимых на то причин. Озноб никак не проходил, и Мишель внезапно ощутила необходимость выйти из дома, под жаркое солнце. Ей нужно увидеть Джона, просто смотреть на него и слышать его глубокий голос, когда он орет, ругаясь, или мягко напевает лошади или испуганному теленку. Мишель нуждалась в его тепле, чтобы развеять холодок опасности, источник которой она не могла определить.
Спустя два дня раздался другой звонок, и снова случайно трубку взяла Мишель.
- Алло, - сказала она, - Дом Рафферти.
Тишина.
Рука Мишель начала трястись. Она напрягла слух и услышала тихое, выравниваемое дыхание, затем щелчок, когда положили трубку и мгновение спустя, в трубке раздался длинный гудок. Мишель ощутила приступ тошноты и холода, не понимая почему. Что происходит? Кто так поступает с ней?
Глава 8
Мишель мерила шагами спальню, словно возбужденная кошка, ее шелковистые волосы, были растрепаны.
- Мне не хочется идти, - вырвалось у нее. – Почему ты сначала не спросил меня, прежде чем обещать Адди, что мы придем вместе?
- Потому что ты бы придумывала одно оправдание за другим, отказываясь идти, точно так же, как делаешь это сейчас. Джон наблюдал за ее возбужденным хождением по комнате, блеском глаз. Это было нехарактерно для обычно плавной неторопливой грации Мишель. Прошел почти месяц с тех пор, как Мишель переехала к нему на ранчо, и за это время она не покидала границ его собственности, разве что навестить собственный дом. Джон дал ей ключи от «Мерседеса», но Мишель ни разу не воспользовалась ими. Она не делала покупки, хотя он удостоверился, что у нее были деньги. Каждую неделю он получал приглашение на субботнее барбекю, но Мишель всегда находила предлог для отказа. Поначалу Джон размышлял, не было ли ее поведение продиктовано стыдом, оттого, что сейчас она принадлежала мужчине не отвечающим ее материальным запросам и низким положением в обществе, но вскоре отбросил эти мысли. Сейчас он знал Мишель гораздо лучше. Ночью она прижималась к нему слишком нетерпеливо, с жадностью, и вряд ли для нее имело значение то, что они из разных слоев общества. Джон понял, что во многом неправильно судил о Мишель. Она никогда не презирала и не отвергала физический труд. Просто всю свою жизнь она была ограждена от этого. Она хотела работать. Черт побери, она настаивала на этом! Ему приходилось постоянно быть начеку, чтобы удержать ее от попыток сделать что-то по хозяйству. Да, он стал еще хуже чем отец Мишель, он готов был на все что угодно, лишь бы сделать ее счастливой. Возможно, она стеснялась местного общества, потому что жила сейчас у Джона. Здесь провинция, где нравы и этика остаются довольно строгими. Их договоренность вряд ли удивила и шокировала кого-нибудь в Майами, или любом другом большом городе, но они не были в большом городе. Джон был слишком самоуверен и высокомерен, чтобы волноваться о сплетнях, он думал о Мишель, как о своей женщине, и был собственником на срок их договоренности. Мишель принадлежала ему. И каждый раз когда она лежала под ним, в его постели, в его объятиях, когда он погружался в ее шелковистое тепло, он доказывал ей это. Неважно, по какой причине Мишель скрывалась на ранчо, пора прекратить это. Если она пытается таким образом скрыть их отношения, он положит этому конец. Она должна привыкнуть к мысли, что теперь принадлежит ему. Джон чувствовал, что она все еще скрывает какую-то часть себя от него, тщательно сохраняя определенное расстояние между ними, и это приводило его в ярость. Это не было на физиологическом уровне. Конечно, нет. Мишель была жидким огнем в его руках. Расстояние было психологическим: временами она выглядела тихой и задумчивой, и на все вопросы о том, что с ней такое, отвечала что-то невразумительное. Джон собирался покончить с этим независимо от причины, покончить со всем, что отделяло Мишель от него, он хотел ее целиком. И душу, и тело. Он хотел слышать ее смех, заставлять ее выходить из себя, как раньше, слышать надменность и раздражительность в ее голосе. Все это были частички характера Мишель, но сейчас она спрятала их от него. Черт побери, она ходила на цыпочках вокруг него, потому что думала, что должна ему?
Мишель, наконец, перестала мерить шагами комнату и уселась на кровать, с вызовом посмотрев на Джона и упрямо сжимая губы.
- Я не хочу идти.
- Я думал, тебе нравится Адди, - пожал плечами Джон.
- Нравится.
- Тогда почему ты не хочешь идти на ее вечеринку? Ты даже не виделась с ней с тех пор как вернулась.
- Да, но у меня недавно умер отец, и я была не в настроении для общения. Тем более на ранчо было столько работы…
- Но не теперь. Сейчас у тебя уже нет этого оправдания.
- Мишель впилась в него взглядом.
- Я считала тебя хвастуном, когда мне было восемнадцать, и с тех пор не произошло ничего, что позволило бы изменить мое мнение!
Джон не смог сдержать усмешку, появившуюся на лице, когда он стягивал джинсы. Сейчас Мишель напоминала норовистую лошадь. Подойдя к постели, он сел рядом с ней и погладил Мишель по спине.
- Расслабься, - примирительно сказал он. – Ты знакома со всеми, кто будет на вечеринке. Там ничего не изменилось, никакого официоза, все по-семейному. Раньше ты любила проводить время с соседями по ранчо. Они не изменились.
Мишель позволила ему уговорить себя. Он решил бы что она сумасшедшая, признайся Мишель, что единственная причина отказов – то, что она не чувствует себя в безопасности за пределами ранчо. Джон захочет знать почему, и что она ответит? Что было два телефонных звонка, и звонивший молчал в трубку? Такие вещи случаются время от времени со всеми, когда кто-то набирает неправильный номер. Но Мишель не могла избавиться от чувства, что за границей владений Рафферти ее ждет что-то ужасное. Она вздохнула, уткнувшись лицом в шею Джона. Она слишком остро реагировала на все, ведь она чувствовала себя в безопасности раньше, пока жила на своем ранчо совершенно одна. Просто это было еще одним небольшим эмоциональным наследством от ее брака.
Мишель сдалась.
- Хорошо, я пойду. Во сколько начало?
- Около двух.
Джон медленно поцеловал ее, почувствовав, что Мишель по-прежнему мысленно далека от него. Это его расстроило. Джон не мог понять, что скрывает Мишель, но точно знал: что-то беспокоит ее.
Мишель выскользнула из его объятий и укоризненно покачала головой.
- Ты оставил мне время только на подготовку, не так ли?
- Мы можем принять вместе душ, - предложил Джон, снимая носки – последний предмет одежды, оставшийся на нем. Джон потянулся, и мускулы его сильного тела напряглись, Мишель не могла отвести от него восхищенного взгляда.
- Я не прочь опоздать, если ты согласишься.
Мишель сглотнула.
- Спасибо, но иди первый.
Ей не по душе была эта вечеринка. Даже если отбросить беспокоившие ее телефонные звонки, Мишель мучили и другие вещи. Она не знала, что будет с ее ранчо и сколько оно продержится на плаву, и конечно, вдобавок нервничала от неопределенности своего положения в доме Джона. С другой стороны, вряд ли с ней может произойти что-то плохое на вечеринке. Мишель всегда нравилась Адди Лейфилд и ее муж Стив. У них была приятная компания, в которую входили люди разных возрастов, от Фрэнка и Уит Кэмпбел, поколения семидесятых, до их детей, внуков и других родственников. Все дружно болтали, готовили барбекю, пили пиво, дети и взрослые купались, и так продолжалось приблизительно до десяти вечера.
Джон ждал, пока она принимала душ и одевалась. Мишель убрала влажные волосы назад, скрутив их в узел, так было удобно и не жарко, и нанесла минимум косметики. Из одежды она выбрала белую футболку из хлопка большого размера, поэтому ей пришлось связать ее края в узел на бедрах, и просторные брюки из хлопка. Сандалии с двумя ремешками завершили ее туалет. На ком-то еще тот же самый ансамбль, возможно, выглядел бы скромно, но на Мишель это смотрелось шикарным. Джон подумал, что она могла бы одеть даже холщовый мешок, и он бы тоже выглядел как дизайнерская одежда.