– Возьмем такси, – невнятно выговорил Ричард, с трудом оторвавшись от Флер. – Поедем ко мне.
Говорить было невыносимо тяжело. Как будто слова могли замарать эту удивительную минуту, отравить затаившееся внутри чувство, словно он стоит на пороге невероятных ощущений. Но молчать тоже нельзя – нужно как-то добраться до квартиры.
– А как же Гайд-парк?
Зачем она мучает его?
– В другой раз, – еле ворочая языком, выдавил Ричард. – Идем. Идем!
Он подозвал такси, затолкал Флер в машину, назвал водителю адрес и снова повернулся к ней. От одного взгляда на нее чуть не остановилось сердце. Флер полулежала, откинувшись на спинку черного кожаного сиденья, платье у нее таинственным образом задралось, и стал виден краешек черного чулка.
– Боже, – выдохнул Ричард, не сводя глаз с прозрачного черного кружева.
Эмили никогда не надевала черных кружевных чулок.
Вдруг его пронзил холодный страх. Что он делает? Что с ним творится? Перед глазами возник ли мысленные картинки: ласковая улыбка Эмили, ее пушистые волосы в его руке, ее стройные ножки и крепкая маленькая попка. Уютные, спокойные вечера и ночи, полные нежности.
– Ричард, – чуть хрипловато произнесла Флер, проводя пальцем по его бедру.
Ричард внутренне заметался. Его охватил ужас. То, что казалось таким ясным и чистым всего минуту назад, когда они стояли на тротуаре, вдруг замутилось. Воспоминания не хотели уходить, чувство вины сдавило горло. Он вдруг понял, что чуть не плачет. Он не может, он не хочет этого!.. Но желание все еще бушевало, разрывая его на части.
– Ричард? – снова спросила Флер.
– Я женат, – будто со стороны донесся его собственный голос. – Я не могу. Эмили по-прежнему моя жена.
Он посмотрел на Флер, надеясь, что ему полегчает. Он поступил правильно, и ему должно стать легче. Однако легче не стало. Ричарда терзали противоречивые эмоции, душевный раз лад, физическая потребность. Он не знал, на что решиться.
– На самом деле Эмили больше не твоя жена, – негромко и медленно проговорила Флер. – Ведь, правда?
– Я не могу! – Лицо Ричарда побелело от отчаяния.
Он сгорбился на сиденье, глаза блестели, резко выступили скулы.
– Ты не понимаешь… Эмили для меня – единственная…
Голос Ричарда сорвался. Он отвел глаза.
Флер минутку подумала и быстро одернула платье. Когда Ричард овладел собой и снова обернулся к ней, черные кружевные чулки уже скрылись под волнами благопристойной черной шерстяной материи.
– Боюсь, я тебя разочаровал, – промолвил, наконец, Ричард. – Я пойму, если ты решишь…
Он пожал плечами.
– Что решу?
– Что не хочешь больше меня видеть.
– Какие глупости! – Голос Флер звучал мягко, сочувственно и самую чуточку кокетливо. – Ты не воображаешь, будто мне от тебя только одно и нужно?
Она улыбнулась, и Ричард, помедлив, улыбнулся в ответ.
– Нам так хорошо вместе, – продолжала Флер, – совершенно ни к чему торопить события…
Произнося это, она мельком заметила в зеркальце заднего вида лицо таксиста с выпученными глазами и чуть было не захихикала. Вместо этого она обернулась к Ричарду и сказала, понизив голос:
– Я с удовольствием приеду погостить в Грейворт и буду очень рада отдельной комнате. А там пусть все идет, как идет.
Несколько секунд Ричард молча смотрел на Флер, потом вдруг взял ее за руку.
– Ты – удивительная, – севшим голосом вы говорил он. – Я… – Он сильнее сжал ее руку. – Мне вдруг показалось, что ты для меня очень близкий человек.
Флер скромно опустила глаза.
«Проклятая Эмили, – подумала она, – так и стоит между нами». Но вслух ничего не сказала и не отнимала руки до самого Риджентс-парка.
4
Две недели спустя Энтони Фавур стоял в кухне усадьбы «Клены» и смотрел, как тетя Джиллиан взбивает сливки. Она их взбивала вручную, мрачно и решительно, и все крепче стискивала губы с каждым взмахом венчика. Энтони точно знал, что в одном из кухонных шкафчиков имеется электрический миксер – сам им пользовался, когда жарил оладьи. И, тем не менее, тетя Джиллиан неизменно взбивала сливки вручную. Она почти все делала вручную. Джиллиан жила в семье с самого рождения Энтони, и на его памяти именно она вела дом, готовила, командовала уборщицами, а потом хмуро осматривала результаты их трудов и заново протирала совершенно чистые на вид поверхности. Мама Энтони такими вещами не занималась. Она часто хворала, а когда была здорова, играла в гольф.
Энтони мысленно увидел маму – невысокую, худенькую, с серебристо-белокурыми волосами, в отглаженных брюках из шотландки. Вспомнил серо-голубые глаза, дорогие очки без оправы, лег кий цветочный запах. Мама неизменно выглядела подтянутой и аккуратной, вся в серебристо-голубых тонах. Энтони исподтишка взглянул на Джиллиан: тусклые седые волосы собраны в два тяжелых пучка, ярко-красные щеки, сутулые плечи, кофта цвета фуксии. У Джиллиан бы ли точно такие же серо-голубые глаза, как и у мамы; если бы не это, трудно поверить, что они сестры.
Энтони еще раз взглянул в напряженное лицо Джиллиан. Когда папа позвонил и сообщил, что привезет ту тетку погостить, Джиллиан стала еще угрюмей, чем обычно. Она ни слова не сказала, но ведь тетя Джиллиан и вообще была не разговорчива – никогда не скажет, если ей что-то не нравится, и злится тоже молча. Обо всем нужно догадываться самому. И вот сейчас Энтони догадывался, что тетя разозлилась не на шутку.
Сам Энтони не знал, как относится к приезду той женщины. Накануне вечером, лежа в постели, он все думал о родителях и об этой невесть откуда взявшейся тетке. Энтони ожидал, что интуиция подскажет, что он должен чувствовать по этому поводу, но не почувствовал ровным счетом ничего. Ни отрицательных, ни положительных эмоций; только легкая растерянность от ос знания, что это происходит на самом деле: его отец встречается с другой женщиной. Временами эта мысль накатывала в самый неподходящий момент, когда он занимался чем-нибудь со всем посторонним, и Энтони замирал от потрясения, уставившись в пространство и глубоко дыша, чтобы на глазах не выступили слезы – еще чего не хватало! А в другое время ему казалось, что происходящее вполне естественно, как будто ничего иного и ждать нельзя.
Он уже привык объяснять разным людям, что мама умерла. Наверное, говорить, что папа завел себе подружку, – всего-навсего следующий шаг. Иногда его это даже смешило.
Джиллиан закончила взбивать сливки, отряхнула венчик и бросила в раковину, даже не облизав. Затем тяжело вздохнула и потерла рукой лоб.
– У нас будет фруктовый торт? – спросил Энтони.
– Да, – ответила Джиллиан. – С киви. – Она пожала плечами. – Не знаю, может, папа хотел бы чего-нибудь другого… Придется ему обойтись.
– Ну и классно, – сказал Энтони. – Фруктовый торт все любят.
– Придется обойтись, – повторила Джиллиан.
Она устало обвела взглядом кухню, и Энтони сделал то же самое. Ему нравилось в кухне; это была его любимая комната. Лет пять назад родители отделали ее в стиле старинной крестьянской кухни: терракотовая плитка, открытый огонь в очаге, громадный деревянный стол и невероятно удобные стулья. Накупили кучу кастрюлек, сковородок и прочей утвари по дорогущим каталогам, развесили на стенах связки чеснока, а приглашенный дизайнер украсил помещение букетами сухих цветов.