Клёв на вечерней зорьке
Востроглазый малёк словно ждал меня на глубине. И, едва я вынырнул на поверхность, выдохнул с облегчением и сразу пристроился рядом:
– Уф!..
– Э-гей! Малыш! – Поприветствовал его я и подмигнул.
Малёк подобрался поближе к моему лицу и моргнул в ответ. Как смог, – прикрыл сразу оба глаза рябью на воде, и все дела.
Он был доверчив, этот рыбий ребёнок. И явно принял меня за родителей, оставивших его вместе с другими детьми, на милость волн.
– Что ж ты тут один, а? Потерялся? Где все твои?
Воззрившись доверчиво, малёк с надеждой сверкал обоими глазами в мою сторону, и молча улыбался.
– Да что ж мне с тобой делать? – Заволновался я. – С собой взять не могу, не донесу, а бросать тебя одного – тоже нехорошо.
Определённо разобрав в моём голосе сочувствие, проскользнув змейкой, малёк устроился у меня под подбородком, там, где вода оказалась мельче и прогревалась лучше всего. Он предоставил мне разбираться с его трудностями, а сам безмятежно задремал.
Осторожно, дабы не потревожить рыбёшку, я принялся бороздить окрестности бухты в поисках похожих на моего подопечного сверстников. Довольно скоро набрал с несколько дюжин мальков. Они довольно-таки бойко следовали за мной, временами ребячились, выпрыгивая невысоко из воды, но далеко не отходили, и держались тесной, дружной стайкой.
Выбрав для рыбьего детского сада защищённое от волн мелководье, я перепоручил опеку над ними сердобольным водорослям. Пока оголодавшие мальки что-то увлечённо склёвывали из задубевших от соли, загорелых рук водорослей, я незаметно удалиться.
Со всей этой вознёй, я довольно-таки основательно продрог, но добираясь до берега, грёб осторожно, стараясь не задеть словно нанизанные на блестящие проволочки тела медуз.
Рыбы в половину чугунной сковородки, снисходительно поглядывали на меня и озабоченно поправляли причёски, оглядывая себя в зеркало воды, не упуская случая пошептаться о чём-то, жарко высказываясь и поднимая облака песка со дна.
Добравшись, наконец, до камня, на котором оставались мои пожитки, я с трудом облачился, но уйти домой сразу не смог, ибо долго сокрушался о своём малодушии, и с неприкрытой ненавистью следил за рыбаками, что, разматывая удочки на берегу, предвкушали хороший клёв на вечерней зорьке.
Надежды на вечное лето
Карманные часы осени гудели, будто мухи: глухо, лениво, сонно.
Одинокая чайка проводила время в праздности. Она выуживала нечто из воды и бросала обратно, наблюдая за тем, как оно летит и бьётся, дотягиваясь до неё покатыми лучами короны брызг.
Дремавшую на мелководье скарпену, по обыкновению недовольную судьбой, стук о волны тревожил. Раздражённая из-за того, она ещё больше мрачнела, готовая излить на любого, кто б осмелился приблизиться, весь свой яд был. Но, вода была довольно холодна, и охотников намочить ноги не находилось.
Похожий на перевёрнутую вверх дном китайскую чашку, рапан мирно дремал на плюшевой в серебряную искру скатерти водорослей, расстеленной на столе ровного камня. Проникая сквозь прозрачный абажур моря, свет красиво слоился над ним, не смешиваясь с водой, но сопутствуя ей, ступая рука об руку, покуда хватало скромности одного и настойчивости другого59.
А тем временем, стрекозы на берегу метались поплавками над согретым солнцем пригорком. Каменистый, в медовых струях солнца. он казался ни много, ни мало – морским мелководьем.
Не в силах противиться столь выразительным, явным знакам осени, не утруждая себя раздумьями, каково то мне будет после на студёном ветру, я ступил в воду, и спустя мгновение озноба, уже щурился из-под волны на солнце, что, уронив лицо в подушку облака, вполглаза наблюдало за тем, как по морю, да в море плавали три чайки, рыбы и я.
Карманные часы осени гудели, будто мухи: глухо, лениво, сонно. Цвета старого золота, они тикали мирно и мерно лепестками капель, что ветер срывал с крыш. И казалось, будто они тают, словно надежды на вечное лето.
В полудрёме
Ветер брызгал на поверхность моря из-за щеки, и медленным, нескорым движением разглаживал его, обращая в ту самую, воспетую живописцами и стихотворцами гладь, без которой не бывает иного моря.
Под сей неспешный шумок, рыбы разбойничали, набрасываясь на тихих, безобидных с виду медуз. Волны отбирали их, разгоняя негодников, и растрёпанные, с отколотыми краями, они ещё долго падали на дно, словно порожние хрустальные вазочки, сахарницы и сухарницы.
59
Эвфотическая зона (от др.-греч. «эу» (εύ) – полностью и «фотос» (φωτός) – свет), или фотическая зона, – освещаемая солнцем верхняя толща воды водоёма