— Это физическое слияние мужских и женских гениталий, сопровождающееся ритмичными движениями, обычно приводящее к извержению семени из пениса в женский воспроизводящий тракт. Но, Роман, я…
— Да, да, знаю. Постельные, правила, не забыл. Сделаю нашу постель в темном лесу, подальше от огня. Не буду тебя целовать, не стану прикасаться, а лишь дождусь, когда ты обнажишь свою нижнюю половину. Ты закроешь глаза и станешь думать об отвлеченных вещах, а я управлюсь за пару минут, может, меньше. Даже могу не снимать бриджи, если хочешь, просто расстегну ширинку.
— Пару минут? — повторила она удрученно. Ее расстройство ужасно позабавило его.
— Теодосия, разве забыла, что однажды говорила сама? — Сняв рагу с огня, поднялся, достал одеяла из повозки и направился к ней. Один лишь его вид обещал волны удовольствия, можно было только догадываться, каким блаженством станет возможность почувствовать его внутри себя.
Эта мысль возбудила ее настолько, что она сжала в руках листья, разбросанные вокруг нее.
— Роман, нужно поторопиться. Если не сделаем что, боюсь, ожидание доведет меня до безумия.
Остановился перед ней.
— Думал, что ты нервничаешь.
— Сейчас испытываю множество чувств: нервозность — одно из них.
— Понятно. — Подавив смех, приступил к приготовлению постели.
Она понимала, что должна бы помочь ему, но не могла даже шевельнуться.
Он готовит постель. На мягких одеялах она отдаст ему свою девственность, станет женщиной в руках Романа.
Раздался ее тихий стон и на лице появилось выражение напряженного ожидания. Боже, неужели ее фантазии настолько реальны, что могут довести до экстаза?
— Эй, подожди меня, — дразнил он. — Мы собирались сделать это вместе, помнишь?
Она встала и медленно развязала ленточки на рубашке.
Роман мгновенно посерьезнел. Рубашка каскадом струилась вдоль ее роскошного тела, соскользнув на землю. Он видел ее обнаженной и раньше, но сегодня — что-то другое.
Сегодня суждено познать каждый дюйм этого бледного и совершенного тела, но, вопреки ее требованию, познавать медленно.
Подняв ее рубашку, он снова надел ей ее через голову.
— Роман, что…
— Правила, — напомнил он. — Ложись.
Она подчинилась, поглядывая на него.
— Накройся одеялами. Снова повиновалась.
— Подними рубашку до талии, закрой глаза и думай о чем угодно, кроме того, что будет происходить.
Она выполняла все так, как он говорил, но остановилась на полпути.
— Роман, прекратим эту игру. Он сощурил глаза.
— Делай то, что говорю, Теодосия.
Он не шутил — поразительно сексуальный звук его голоса убеждал в этом. Пришлось подтянуть рубашку к талии и закрыть глаза.
— Тебе хотелось полной темноты, ты ее получила, — пояснил Роман. — Что бы ни происходило, не открывай глаза. — Он опустился рядом. — Хочешь, чтобы я остался в бриджах или без? Можно делать и так и эдак.
Его вопрос усилил ее томление.
— Без.
Он вытащил ее руки из-под одеяла, лаская большими пальцами тыльные стороны ладоней, располагая их на застежках своих бриджей.
— Обжог руки, готовя рагу, и не могу справиться с пуговицами. Придется помочь.
Девушка удивленно открыла глаза, но в следующую секунду почувствовала, как рука Романа прикрыла их.
— Просил же не открывать глаз, Теодосия. Немного повозившись, она сумела расстегнуть пуговицы — огонь желания просто пожирал ее. Она готова была поклясться, что языки пламени обжигали пальцы, а они вырывались из твердого тела Романа.
— Теодосия, — поторопил Роман.
Расстегнув все пуговицы, стянул бриджи и нижнее белье, услышала, как он пошевелился, поняла, что с этим закончено, — он обнажен.
Потянулась, чтобы коснуться его, Роман перехватил руку.
— Никаких прикосновений, и не вздумай открывать глаза.
Такое расстройство охватило ее, что она застонала.
— Ты обнажен, а я нет.
— Знаю.
— Но…
— Готовлюсь проникнуть в тебя, Теодосия, — прошептал он ей на ухо, — собираюсь выплеснуть свое семя. А ты, мой маленький милый гений, будешь думать о совершенно отвлеченных вещах.
Она попыталась открыть глаза, но он снова положил на них руку.
— Роман…
— Проникнуть в тебя, — пробормотал он еще раз. — Вот так.
Она почувствовала, как его пальцы скользнули в нее и вскрикнула от наслаждения.
— Думай об отвлеченных вещах, Теодосия, — проворковал Роман, водя большим пальцем по самому чувствительному месту ее женской плоти. — Если бы думала, то не чувствовала бы удовольствия. Подумай о… мм, селезенках.