— Вам следовало сосчитать деньги там, где никто бы не увидел, вот как это делается!
— И как же, скажите на милость, мне бы удалось выполнить подобную процедуру, если цена лошади и повозки мне не известна?
— Что? — Он хлопнул себя по лбу. — Бога ради, все, что вам нужно было сделать, это спросить Клаффа! Любой дурак додумался бы до этого! Используйте хоть каплю здравого смысла, если он у вас есть. Послушайте, вы не на какой-нибудь мирной, утонченной вечеринке среди своих изнеженных поклонников — это Техас, где полно бродяг и бандитов, которыми управляет чистейшая алчность: они таких, как вы, видят за версту, как акулы чуют кровь за несколько миль.
— Мистер Мон…
— Доктор Уоллэби платит мне за то, что согласился сопровождать вас до Темплтона, и я доставлю вас туда в целости и сохранности. Если не сделаю этого, то не получу и ломаного гроша из тех денег, которые он должен мне за работу. Когда приедете в Темплтон, то можете прилепить свое золото куда угодно, напоказ всем ворам на свете, мне плевать. А сейчас дайте мне эту чертову сумку, пока кто-нибудь не свернул вашу хорошенькую маленькую шейку за нее. — Он выдернул у нее сумочку.
— Мистер Монтана! Вы… — она осеклась; у нее и голове роилось множество мудрых слов, которые хорошо ей служили в прошлом. — Aequam servare tentem, — пробормотала она. — Да, Aequam servare tentem.
В глазах Романа вспыхнул огонь — он из кожи кон лезет, чтобы защитить ее богатство, а она оскорбляет его иностранными ругательствами!
Ему показалось, что они были французскими, так как немного напоминали слова любви, которые однажды шептала французская шлюха.
— Я не говорю бегло по-французски, мисс Уорт, но узнаю оскорбление, когда слышу его, — самодовольно отрезал он. Повернувшись к ней спиной, взял несколько монет из сумочки, вышел из конюшни и подал их Клаффу. — Тридцать долларов, Клафф. Лошадь и повозка не стоят больше двадцати пяти, но я даю тебе чаевые за то, что пришлось терпеть мисс Уорт.
Теодосия вышла из конюшни, когда Роман начал грузить ее багаж на повозку. Сквозь тонкую ткань его бежевой рубашки она видела мускулы на руках, плечах и спине, которые ритмично вздувались, перекатывались, затем вытягивались, словно он работал под звуки какой-то изящной мелодии.
И только когда он потянулся за самым большим из ее сундуков, она вышла из состояния сосредоточенности.
— Мистер Монтана, этот сундук ужасно тяжелый: понадобились усилия двух мужчин, чтобы доставить его со станции. Если вы поднимете его один, то что-нибудь повредите.
Такая забота застала его врасплох: он развернулся в пыли и посмотрел на нее — незнакомое тепло нахлынуло на него, куда более нежное и приятное, чем солнечные лучи.
С какой стати ей волноваться, что с ним что-то может случиться, пытался он понять, по, возможно, она не волновалась, и все это ему просто показалось? В конце концов, он для пес не более чем провожатый.
Боже, должно быть, выпил больше виски, чем собирался, совсем не в его правилах фантазировать о женских чувствах.
— Возможно, ваш друг мистер Клафф поможет вам, — добавила Теодосия.
«Друг?» — подумал Роман, глядя на Клаффа. Он был хорошим человеком, но Роман никогда не считал его другом.
По правде говоря, у него никогда не было настоящего друга, как и возможности или времени завести его.
— Мистер Монтана, вы слышали, что я сказала? — спросила Теодосия. — Мистер Клафф мог бы…
Не закончив фразу, она ахнула, увидев, как он поднял сундук с земли, будто набитый перьями.
— Вы купили все припасы, о которых я вам говорил? — спросил Роман, разместив сундук на повозке.
Подняв юбки, она подошла к повозке и взобралась на нее. Никогда не питая особого пристрастия к множеству нижних юбок, как делало большинство женщин, она без особого труда разместилась на деревянном сиденье, взяла поводья, указав на маленькую кучу покупок.
— Продовольствие там, мистер Монтана. Роман погрузил провизию.
— Vamanos, — произнес он, улыбнувшись про себя: она знала французский, зато он — испанский.
— Si, — ответила она. — Ahora que estamos listos comencemos nuestro viaje.
— Что она сказала, Роман? — спросил Клафф.
— Я сказала, мистер Клафф, — ответила Теодосия, — что мы готовы отправиться в путь. И, мистер Монтана, Aequam servare tentem на латыни означает «сохранять спокойное состояние ума». Я намереваюсь серьезно обдумать цитату во время нашего с вами путешествия. Советую вам сделать то же самое.
Роман скрестил руки на широкой груди.