— Подумать что? — воскликнул Роман, раздраженный тем, что она остановилась как раз перед описанием удовольствия.
— Почему вы кричите на меня? — Она закрыла книгу и встала, зашелестев юбками по траве. — Я просто сидела и читала, и у вас нет никакой причины кричать, словно…
— Что, черт возьми, за книгу вы читаете?
— Сексуальный трактат, озаглавленный «Сладостное искусство страсти».
Он уставился на нее. Твердо, не мигая.
— Сексуальный — чего?
— Сексуальный трактат — письменное изложение, касающееся сексуальной активности людей, написанное много столетий назад тибетским ученым, который в свое время считался ведущим авторитетом в этой области. Девять лет назад оно было найдено при раскопках и переведено на английский язык. Трактат не был представлен широкой общественности, но относительно доступен в научном мире.
Роман перевел немигающий взгляд с ее лица на обложку книги. В его жизни было много случаев, когда он хотел бы иметь способность видеть сквозь твердые предметы, но никогда настолько сильно, как сейчас.
— У меня нет опыта в таких делах, — небрежно объяснила Теодосия, наблюдая, как лошади отошли от ручья и начали щипать траву. — Поэтому я подумала, что было бы нелишне заняться самообразованием.
Роман ощутил тепло, и вовсе не из-за жаркого дня, взглянул на кремовую кожу между ее грудями, желая, чтобы она расстегнула на одну пуговицу больше.
— Оказывается, страсть — это искусство, мистер Монтана. Судя по тому, что я прочла в этой книге, одни люди владеют им, а другие нет. Инструкции в этом трактате заключают в себя все — от первого поцелуя и нежнейшего способа дефлорации девственницы до нескольких крайне необычных способов достижения удовлетворения.
«Интересно, — подумал Роман, — знали ли мертвые тибетцы что-нибудь такое, чего не знают живые американцы?»
— Э-э, насчет этих крайне необычных способов… Что…
— Конечно, я буду претворять свои планы в жизнь в объективной манере, — добавила она. — Удовольствие, которое может быть результатом сексуальных отношений, для меня не важно. И все же, мне следует быть знакомой с проверенными, эффективными действиями. Вы не согласны?
— Что? Э-э…
Теодосия погладила книгу, задумавшись о ребенке, которого она скоро будет носить.
— Я бы хотела зачать ребенка от мужчины для Аптона и Лилиан, — пробормотала она.
Роман почувствовал себя так, словно его мозги вытащили из головы, взболтали, как яйцо, и вылили обратно. Он поднял руку, умоляя ее остановиться. — Постойте. Аптон — ваш зять. А Лилиан — сестра?
— Да.
— А ребенка, которого вы сделаете с доктором Уоллэби, отдадите Аптону и Лилиан?
— Да. — Подумав, как сильно она любила свою сестру и зятя, Теодосия улыбнулась отстраненной улыбкой. — Они не могут иметь своих детей, и Лилиан отказывается взять ребенка на воспитание. Как ее сестра, я единственное лицо, способное дать ей ребенка, близкого к ее собственной плоти и крови. Мы с ней практически зеркальное отражение друг друга, а Аптон и доктор Уоллэби похожи так сильно, словно они близкие родственники. Таким образом, ребенок доктора Уоллэби будет выглядеть так, словно это ребенок самих Лилиан и Аптона, не говоря уже о том, что оба, Аптон и доктор Уоллэби, обладают блестящим умом. Ребенок, наиболее вероятно, унаследует глубокую жажду к высшему знанию. Это, конечно, еще одна причина, по которой доктор Уоллэби — идеальный кандидат на отцовство. — Она прижала книгу к груди, возбужденная своими планами. — Это моя единственная возможность отплатить за их доброту и щедрость в полной мере. Разумеется, они ничего не знают о моих планах; если бы догадались — никогда не позволили бы мне осуществить их. Таким образом, произведя на свет их ребенка в Техасе, отвезу младенца в Бостон и затем направлюсь в Бразилию, чтобы присоединиться к доктору Уоллэби. Если, конечно, он примет меня в качестве ассистентки. Она взглянула на часы.
— Нам следует отправляться в путь. Пятнадцать минут отдыха подошли к концу. Фактически мы уже отдыхаем семнадцать минут тридцать две секунды.
Роман долгое время ничего не говорил. Просто смотрел на нее, пытаясь понять и принять ее планы с тем же небрежением, с каким это делала она сама.
Ему это не удалось: может, все дело в огромном различии их культур, ее северной и его южной? Возможно, сказывалась разница между ними — мужчиной и женщиной. Или потому, что она была гением, а он — человеком обычного ума?
Как бы там ни было, мысль о женщине, намеренно жертвующей своей девственностью и девятью месяцами жизни, чтобы произвести на свет ребенка, которого собирается отдать сестре, была самой странной из всех, которые его когда-либо посещали. И тот факт, что она сама собиралась проделывать все эти крайне необычные любовные маневры с доктором Уоллэби, чтобы зачать ребенка…