– Там пусто, капитан, – сказал Хичкок.
– Что? – Ливингстон присел на корточки и заглянул в дыру, при этом чуть не потеряв парик. – Это невозможно.
Капитан хлопнул себя по голове, чтобы удержать парик и встал:
– Пусто, – все еще не совсем веря, произнес он.
Адам засвистел и подошел к ним:
– Ну что? Закончили? Надо привести все здесь в порядок до воскресной службы.
Пусто. Предатель все еще не мог поверить в это. У него была такая возможность избавиться от снаряжения. И все провалилось. Самообладание едва не покинуло его, когда он увидел, что в яме под полом ничего нет, если не считать пыли и двух дохлых мышей.
Ему потребовались немалые усилия, чтобы передать сведения о перемене места хранения боеприпасов. Было мало времени и пришлось рисковать. Но это стоило сделать, чтобы предотвратить столько смертей. Почему же в тайнике ничего не оказалось? Потом он выяснил, что Кэд и Адам всю ночь переносили боеприпасы в другое место. Они все делали вдвоем. Адам сам в этом признался, когда поселенцы, одновременно и радостные, и испуганные собрались в «Дансинг Эле» сразу после того, как англичане покинули поселок.
Предатель попытался возразить, что каждый должен знать, где хранится снаряжение. Иначе как же они найдут его, если им понадобится. Да и было рискованно, знать об этом только Кэду и Адаму, а если с ними что-то случится? Но его не стали слушать. Тот факт, что англичане обыскивали именно церковь, говорил о том, что они знали многое.
Колонисты были серьезно обеспокоены. Все стали очень нервными и осторожными. Его задание усложнялось. Колонии замерли в ожидании.
Четыре тысячи английских солдат стояли в Бостоне, держа в напряжении шестнадцать тысяч жителей. Солдаты пьянствовали и плясали, караулили и тренировались, и ждали.
По всей Новой Англии формировались роты ополченцев, каждая человек из пятидесяти, которым было приказано быть наготове. Старики и мальчишки объединялись в специальные отряды, чтобы защищать города в случае, если ополченцы уйдут. Колонисты пели и плясали, целовали своих женщин, тренировались и ждали.
В Конкорде нелегально собрался Конгресс. Они спорили, составляли документы и ждали.
В Нью-Уэксфорде Бэнни тоже ждала. Она ждала того момента, когда ее жизнь снова станет спокойной и безопасной. Она ждала, когда ее братья перестанут постоянно смазывать свои мушкеты и прыгать на лошадь при каждом стуке копыт за окном. Ждала, когда ее отец перестанет качать головой и бормотать себе под нос, когда Генри перестанет тренироваться в стрельбе, а Исаак прекратит доводить свою мать просьбами разрешить ему вступить в ополчение.
И еще она ждала Джона. Ждала того дня, когда он снова придет к ней в конюшню послушать музыку и, когда прекратятся эти разговоры о политике, войне и свободе. Чтобы все стало как когда-то давно, когда была только музыка и красивый мужчина, который сидел и тихо слушал и, улыбался ей, как будто она чудо, посланное ему небом.
Бесс ждала тщетно, когда Джон снова дотронется до ее плеча или, когда она сама прекратит желать этого. Потому что хоть он и был глуповат, он был чистым, хорошим и сильным – и он улыбался ей, как никто другой.
Колонии ждали.
Приближалась весна.
Близилась гроза.
– Па! – Генри вбежал в таверну. – Они идут!
Кэд, который мыл пол, после того как ушел последний посетитель, оглянулся на него через плечо.
– Кто?
– Англичане. Посланец сообщил только что. Они идут на Конкорд.
Метла упала, забрызгав чистый пол каплями грязной воды.
– Пошли.
Над площадью висел густой туман. Он был какой-то нереальный, дрожащий, чуть светлее серого унылого неба. Апрельская прохлада заставила мужчин втянуть головы в плечи. Их голоса заглушал окутавший всех туман.
Приближался рассвет.
И женщины были здесь тоже. Женщины, которые застегивали поплотнее куртки своих мужей, гладили руками любимые лица, совали мешочки с едой и порохом. Женщины, которые прощались со своими мужчинами.
– Кэдваллэдер, – сказала Мэри Джоунз тихим, но твердым голосом. – Ты слишком стар, чтобы маршировать по всей стране.
Она разгладила серую куртку у него на груди. Он взял ее руку и сжал в своей.
– Мэри, моя Мэри. Ты же знаешь, для всех поселенцев очень важно поддерживать друг друга. Наша сила только в нашем единстве.
– Есть же и другие. Почему ты должен идти?
– Это не минует никого, Мэри. Ты прекрасно все знаешь сама.
– Да, – она запрокинула назад изящную темненькую головку, чтобы взглянуть в глаза своему мужу, возвышающемуся над ней.
– Кэд, не позволю Исааку идти с тобой. Он еще маленький.
– Мама, – возразил Исаак, сжав руками мушкет.
– Тише, Исаак, – Кэд с нежностью улыбнулся своей жене. Лицо его светилось такой теплотой и любовью, которой никто, никогда не видевший его с Мэри, не мог ожидать от него.
– Это не бой, Мэри. Мы просто выражаем нашу поддержку Конгрессу. Мы поможем, если потребуется, и если сумеем.
– Но, Кэд…
– Мы вернемся завтра или послезавтра. Самое позднее через три дня. Я позабочусь об Исааке, Мэри.
Она закрыла глаза и обняла мужа.
– Кэд, позаботься о них обо всех.
Бэнни стояла среди своих близких, и никак не могла понять, почему ей кажется, что они уже очень далеко от нее. Туман делал очертания неясными и заглушал звуки. Вроде бы ее братья и отец были рядом, но она не могла видеть их, слышать их голоса. Одежда пропиталась влагой, и пробирал жуткий холод. Пустой желудок сжался, каждый мускул тела был напряжен. Казалось, мозг пронзительно кричит от бездействия, сковавшего все ее тело.
Но она ничего не могла сделать. Она могла только дрожать и молиться за них в этот предрассветный час. Она могла позволить только им уйти.
Глава 14
Элизабет яростно терла пятно на стенке кружки, затем ополоснула ее в ведре с теплой водой и снова придирчиво осмотрела. Пятно осталось. Она решительно начала скрести его ногтем. Если все, что ей оставалось делать, это следить за таверной, как делал и ее отец и братья, то она будет это делать наилучшим образом.
Кэда Джоунза и его сыновей не было около двух дней. По городу ходили неопределенные слухи о перестрелке близ Лексингтона. Ее мать двигалась как призрак – бледная и внешне спокойная. Она варила такое количество еды, которое они не могли съесть вдвоем. Невестки Бэнни тоже ощущали все возрастающее напряжение, но, казалось, что их успокаивает то, что они находились в доме Джоунзов.
Бэнни взяла на плечи работу отца, Джорджа, Генри и Исаака. Нужно было заботиться о лошадях, следить за расходом запасов, содержать таверну в порядке. У нее оставалось мало времени на отдых. Но какое это имело значение? В таком утешении, как сон, ей было отказано. Теперь она могла уснуть только тогда, когда была настолько изнурена работой, что ее мозг не мог уже тревожиться о том, что происходит на дороге из Бостона в Конкорд.
Единственное, что Бесс не могла делать, так это работу Брэндана. Она, как и любой, в Нью-Уэксфорде, никогда не училась печатному делу, поэтому пришлось закрыть его мастерскую. По возможности Бэнни старалась обходить это место стороной, потому что табличка с надписью «Закрыто», сделанная рукой Брэндана, напоминала ей о той огромной части мира, которая находилась вне ее контроля.
– Ты не должна так хмуриться, дочка. Это всего лишь кружка. Я не хочу, чтобы на твоем прекрасном лице появились из-за нее морщины.
Она замерла и посмотрела на дверь.
– Папа! – Кружка выпала у нее из рук, и Бэнни бросилась к отцу. – Папа, ты жив! Мы слышали что-то о боях, но ничего определенного.
– У меня все в порядке, – она ощущала его сильные и уверенные руки. – Подожди, дай мне сесть. Что-то стар стал.
– Извини. – Бэнни провела его до ближайшей скамьи. Он осторожно опустился на нее.