– Скажи мне что-нибудь, Бесс, и я пойму, где ты.
– Я здесь, Джон. – Ее шепот соблазнительно тих и нежен.
Он пробрался к ней через сено. Она сидела как раз под окном, которое представляло собой небольшое отверстие, не пропускавшее света и из которого был виден лишь кусочек темно-синего предгрозового неба.
Джон сел рядом с ней на одеяло, грубое и толстое. Сено шуршало при каждом его движении.
– Что ты здесь делаешь? – спросила Бэнни.
– Тише – Он не хотел пока говорить ей об этом, он просто хотел побыть тут, почувствовать близость Бесс в темноте, ощутить теплоту ее тела рядом, вдохнуть этот волшебный запах лаванды, смешанный с запахом сена.
– Поиграй мне, Бесс.
Элизабет так долго молчала, что Джон уже испугался, что она откажет ему.
– Хорошо, – раздался наконец ее тихий голос.
Она поняла, что ей совсем неинтересно, зачем этот мужчина здесь. Главное – он рядом. До его появления ее скрипка пела о тоске и одиночестве; сейчас Бэнни играла о страхе, крови, гневе и о свободе, за которую нужно платить огромной ценой. До этого момента она не позволяла себе думать об окровавленных телах людей, брошенных на дороге, о резком запахе пороха и криках мучительной боли.
Когда Бесс закончила играть, она знала, зачем он пришел.
– Ты ведь уходишь?
Она услышала, как Джон затаил дыхание, а потом медленно вздохнул:
– Да.
– Куда ты идешь?
– Посылают в Бостон. Рота присоединится там к полку.
Бэнни нашла его руку, и их пальцы переплелись. Его прикосновение было необычайно нежным и трепетным. Она подумала о том, что эти руки, наверное, держали ружье и стреляли в ее соотечественников, может быть, даже в ее отца и братьев.
– Когда?
– Завтра.
Пальцы Бесс замерли.
– Уже совсем скоро.
– Да.
Слышно было, как неистовый ветер носился и завывал за стенами конюшни в том мире, таком ужасном и жестоком. Здесь же царила уютная темнота и была только эта рука, столь дорогая ее сердцу.
– Научи меня играть, Бесс.
Его голос был бестелесной сущностью – неким духом, окружавшим Бэнни теплой волной и разлившимся по всему телу. Бесс кивнула, зная, что если даже Джон и не видит ее, он все равно поймет, что она согласна. Элизабет приблизилась к Джону, стала на колени за его спиной и приложила скрипку к его плечу. Щекой она касалась шелковистых волос мужчины.
На этот раз Бесс не стала учить его. Его пальцы просто легли на ее руки и, не мешая игре, стали повторять за ней движения пальцев, которыми она извлекала музыку из инструмента.
Снова вернулось ощущение одиночества. И сейчас уже ей рисовалось израненное тело Джона с темными пятнами на мундире. Его густые блестящие волосы были покрыты грязью, а веки плотно прикрывали глаза на мертвенно-бледном лице. Мимо него шли солдаты, уверенные в себе, беспристрастные. Внезапная вспышка яркого света; резкий хлопок выстрела…
Бэнни закричала, уронила скрипку и всем телом прижалась к Джону. Ее сердце тяжело билось. Он повернулся, бережно приподнял Бесс и посадил себе на колени. Потом привлек ее голову к себе и сказал:
– Шш… это только гроза.
Небеса разверзлись. Она услышала, как потоки дождя обрушились на землю. Ливень колотил по крыше, стекал по стенам конюшни. Бэнни сильнее прижалась к Джону, пытаясь спрятаться на его широкой груди от своего страха.
Он нежно ласкал ее, проводя рукой по спине. Бесс по-прежнему дрожала, но теперь уже не от страха, а от чего-то еще. Ей нужно было прикоснуться к нему, нужно было убедиться хотя бы в этот момент, что он был цел и невредим. Она обхватила его спину, ощущая его твердые мышцы под шерстяной тканью мундира.
Это была настоящая пытка. Бесс с такой нежностью гладила его спину, что ему захотелось обнять ее сильнее. Он ощущал на своей шее ее легкое дыхание, которое ласкало и волновало его больше, чем темнота ночи. Боже, какое искушение. Она касалась щекой его горячей и гладкой кожи, вдыхая его запах.
Внезапно Лэйтон почувствовал, что больше не может выносить этой муки. Он устал. Устал все время притворяться кем-то другим, устал следить за каждым своим словом, взглядом и действием. Устал жить на грани смерти. Устал быть все время один. Джон уже и сам не понимал, кто же он на самом деле.
Бэнни осознавала, что ей было легче думать о нем, чем об окровавленных телах, лежащих в грязной канаве.
Мужчина застонал.
Бесс подняла к нему свое лицо и стала губами искать его губы. Она знала каждую черточку его лица, знала, каким оно выглядело днем. Но немного интересно было ощущать прикосновение его лица в кромешной темноте.
Джон схватил ее за плечи и отстранил от себя.
– Бесс, – хрипло произнес он. – Ты не должна…
Элизабет замерла, с испугом сообразив, что она снова невольно испугала его.
– Почему?
– Ты не знаешь все обо мне.
Она помедлила, потом отодвинулась, и, затаив дыхание, стала ждать, когда он встанет. Но Джон не сделал этого.
– Есть вещи, о которых нельзя забыть, – сказал он.
Внезапная вспышка молнии осветила его лицо, бледное, как будто, окаменевшее. Но выражение, застывшее на нем, говорило о неистовой мучительной страсти, которая в равной степени обуревала и ее. Прогрохотал гром.
– Хорошо… – прошептала Бесс.
– Бесс.
– Мне все равно, Джон. Я не хочу больше думать. Я не могу больше думать. Я хочу только чувствовать.
Он крепко прижал ее к груди и стал жадно целовать требуя отдать ему все. И она сделала это.
Глава 15
Лэйтон знал: то, что он сейчас сделал неправильно. Но еще не мог заставить себя сожалеть о случившемся.
– Нужно идти, – неохотно сказал он.
– Знаю. – Она поцеловала его.
Невероятная нега разлилась по ее телу. Ей не хотелось двигаться. Еще больше ей не хотелось возвращаться к реальности.
– Нужно идти, – повторил он.
Сон уступил место реальности, хотела она этого или нет. Джон уходил от нее – он, действительно, уходил от нее. И он не вернется в крепость, как это было раньше, а уйдет стрелять в людей, а они в свою очередь будут стрелять в него.
Бесс не знала, увидит ли его снова. Джон обнял ее. Так они и стояли некоторое время, крепко обнявшись. Гроза уже закончилась. Теперь лишь дождь, не переставая, стучал по крыше.
– Я не хотел ничего плохого, Бесс.
– Ты и не сделал ничего плохого. – Она еще сильнее прижалась к нему. – Ты никогда не смог бы сделать мне что-нибудь плохое.
Это мгновение нельзя было продлить вечно. Он отпустил ее и пошел в тот угол чердака, где была лестница вниз. Бэнни пошла следом.
– Тебе не нужно идти. Ты можешь остаться здесь, – сказал Джон, когда она начала спускаться за ним.
– Я провожу тебя.
В тишине раздавалось лишь фыркание лошадей, которые были безразличны и к грозе, и острым переживаниям этих двух людей. Джон открыл дверь конюшни, им в лицо ударил холодный ветер с дождем.
Он остановился и дотронулся ладонью до ее щеки. И сделал это с той нежностью, с которой всегда относился к Бесс.
– Здесь очень темно. Я хотел бы видеть тебя, – тихо сказал он.
– И я тоже. – Она не удержалась и провела рукой по его лицу.
Джон поцеловал ее пальцы.
– Извини, Бесс. За все. Прости.
Ее горло сжалось.
– Не надо, прошу тебя.
– И все же прости. – Он наклонился, чтобы поцеловать ее.
– Никогда не забуду тебя, Бесс.
– Я тоже тебя никогда не забуду.
Лэйтон быстро поцеловал ее, затем повернулся и вышел.
Бэнни шагнула в дождь и ветер. Ей хотелось еще раз увидеть его фигуру, удаляющуюся от нее. Но впереди были только темнота и дождь. Она прищурилась. Это не помогло. Ничего не было видно. Одежда ее промокла и прилипла к телу. Леденящий резкий холод пробирал до костей. Бесс хотела замерзнуть. По крайней мере, она могла бы хоть что-нибудь почувствовать. Ей нужно было почувствовать что-то. Она подняла руку и вытерла капли дождя на лице. Вода была почему-то теплой и соленой.
День тянулся за днем.
Кэд уныло бродил по таверне. Его нетерпеливое желание вновь оказаться со своими сыновьями было очевидным. К любой новости он относился, как к бесценной драгоценности, усиленно занимался с резервной ротой, которая полностью состояла из стариков и мальчишек. Муштровал он своих подчиненных до тех пор, пока ноги не покрывались волдырями.