Но тревожные мысли не давали покоя уже около двух месяцев. Сюзанна надеялась, что хотя бы Ханна побыстрее выйдет из траура, благодаря сеансам с психологом. Этого было просто недостаточно. Оставалась последняя надежда на Коннора, но и он девушке вскоре надоел. Она отключила его и оставила в мастерской. Сюзанна считала, что лучше отдать его полиции или вообще уничтожить. Хэнк остановил женщину, сказав, что нужно уважать труд покойного мужа, ведь он целый год вместе с Камски старался над созданием совершенного существа.
Неожиданно в комнате включился свет, люстра, немного помигав, осветила всю кухню, а из-за угла вышел Хэнк, вытирающий руки сухим полотенцем. Он был в домашней одежде, приятно пах душем и немного пивом, а Сюзанне даже нравился этот запах, в отличии от других его девушек и прошлой жены. Мужчина был в разводе уже десять лет — с прошлой супругой не сошлись характерами.
Хэнк хотел семью, а его бывшая вся с головой уходила в работу и карьеру, появились причины для ревности, подозрения в измене, скандалы, крики, так брак и распался. Но когда Хэнк и Сюзанна встретили друг друга, для них обоих как будто началась новая жизнь. Искра промелькнула между ними, и они были уверены, что нашли друг друга, но полицейский и не догадывался, что творится в семье его новой возлюбленной.
Когда они только вернулись, то не заметили ничего подозрительного. Тишина — первое, что их смутило. Кухня была тускло подсвечена лампой из мастерской, где пара застала мёртвое тело Джеймса и склонившуюся над ним Ханну. В углу комнаты Камски лихорадочно искал что-то в Андроиде, пока тот находился в сознании с раскрытой грудной клеткой. Он приветливо улыбнулся гостям и деформированным голосом сказал:
«Моё имя Коннор… Я андроид по уходу за здоровьем».
По телу пробежала мелкая дрожь…
— Ты всё ещё моешь эту несчастную посуду? — усмехнулся Хэнк.
— Почему «всё ещё»? — вздрогнула Сюзанна.
— Когда я уходил, ты только начала. Я пятнадцать минут возился с предохранителем, а ты до сих пор трёшь сковородку, — мужчина подвинул Сюзанну в сторону и сам взялся за мытьё. — Отдохни, милая.
— Да я в принципе не устала…
— Ты выглядишь очень измученной и я тебя прекрасно понимаю. Ханна, она…
— Мне совсем не в тягость! — повысила голос Сюзанна, будто пытаясь убедить любовника, что с ней всё в порядке. — Это просто временные трудности, не более.
— Сюзанна, — прогремела посуда. — Ты же понимаешь, что она может не встать. А если и встанет, то представь, сколько денег для этого нужно. А ещё Джеймс…
— Хэнк! — крикнула на него женщина, но потом виновато опустила голову, не в силах сказать что-то против.
Он был прав как никогда, смотрел на всё реалистично, даже критично, но это лишь больше давало женщине понять, что всё не так радужно, как она старалась представить. Но Сюзанна не хотела опускать руки, ведь тогда уж точно ничего не получится, уж лучше разбить колени в кровь и добиться хоть чего-то, чем остаться сидеть в четырёх стенах и сделать, возможно, всё только хуже.
Посмотрев на потолок, женщина подумала о дочери. Где-то наверху она сидит или же лежит на своей кровати и плачет. Возможно, она просто смотрит в стену и не думает ни о чём. Раньше Ханна никогда такой не была, спорт дал ей нечеловеческую выдержку, но сейчас ей слишком тяжело, чтобы держать огромный валун проблем над своей головой слабыми и уставшими руками. И надо бы как-то её поддержать, но нужных слов не находилось. А прикосновения только больше ухудшат положение, ведь Ханна почувствует себя жалкой. Она и сейчас себя такой чувствует, и мама должна найти ту тонкую грань слов и действий, которые помогут её дочери набраться сил и уверенности в себе. Обычной фразы: «Можно жить дальше» недостаточно.
Можно, конечно, кто в этом сомневается? Но Ханне не нравится такая жизнь, она никогда не хотела прожить так, как ей не хочется, это слишком унизительно и несправедливо.
— Нужно принести ей ужин, она уже второй день ничего не ест, — посмотрела на Хэнка Сюзанна.
— Сейчас не нужно её откармливать, предложим что-то лёгкое, чтобы она просто не голодала.
— Сходи ты. Может, тебе получится её разговорить?
— Я? — мужчина положил последнюю вымытую тарелку в сушилку. — Я ей чужой дядька, думаешь, если тебя она послала, меня не пошлёт?
— Пожалуйста, милый, мне больно наблюдать за её состоянием, Ханна чувствует мою боль, — Сюзанна встала со стула и взяла руки Хэнка, гладя его шершавую мужскую кожу. — Ты более сдержанный, нежели я.
Он не мог не обнять её, такую сильную, но в то же время слабую женщину, которая много работала, а теперь устала даже пытаться делать что-то. Познакомившись с ней, Хэнк получил много добра и позитива от той, которой было намного тяжелее, чем ему самому. И теперь, когда зажигалочка слегка потухла, пришло время мужчине зажечь в ней огонь.
В обнимку они стояли долго, чувствуя, что в объятиях друг друга они возвращаются на года назад, когда они были ещё молодые, пламя чувств полыхало в них и согревало не только их собственное тело, но и то, которое они прижимали к себе.
Сюзанна вместе с любимым сделала сандвичи, которые раньше любила Ханна. Хоть этим особо и не наешься, но женщина надеялась, что её дочь хотя бы это съест. А вот Хэнк был весь на нервах, он почти не говорил с Ханной с момента его приезда в этот дом. На фото он видел милую, обаятельную девушку, спортсменку, гордость и звёздочку семьи, но сейчас картина была далеко не такой красочной, а очень даже печальной.
Хэнк медленно поднимался по лестнице, обдумывая предстоящую беседу с девушкой. Всегда в подобных ситуациях Андерсон боялся сказать что-то не то, обидеть или унизить. Поэтому, как только он подошёл к двери, уже всё продумал и приготовился стучать. Поправив свои растрепавшиеся волосы, Хэнк взял тарелку в одну руку, а другу неуверенно поднёс к двери. Не успел мужчина постучать, как его остановили:
— Я не голодна, — хриплым голосом произнесла Ханна.
— Ты уже долгое время ничего не ешь. Покушай хотя бы для того, чтобы боль в животе не чувствовать, я же понимаю, что это неприятно.
Хэнк старался говорить более неформально, чтобы где-то насмешить Ханну, где-то заставить её задуматься и понять, что голодовка ни к чему хорошему не приведёт, и ей будет только хуже.
Без разрешения мужчина зашёл в комнату, в которой стоял почти мрак. Окна были завешены, свет выключен, и Хэнк с трудом смог найти выключатель, чтобы наконец включить свет. Лампа немного помигала, а потом успокоилась, освещая всю комнату и Ханну в том числе. Девушка лежала, накрывшись защитным куполом в виде одеяла, пряча лицо и слёзы, капающие с глаз. В комнате было слегка душно, хотя Андерсон подумал, что ему просто показалось от волнения. Оставив тарелку на столе, мужчина заботливо подвинул кресло к кровати.
— Давай, я помогу тебе встать, и мы с тобой вместе перекусим, — сказал он, потянув руку к одеялу.
— Нет, я не хочу, — раздражённо ответила Ханна.
— Ну, давай не капризничай, ты не пятилетняя девочка.
Девушка вскочила с подушки и ударила Андерсона по руке, слегка показав своё лицо из-под одеяла. Её щёки были все красные то ли от злости, то ли от жара. Вместо той лучезарной улыбки, с которой Ханна всегда красовалась на фото, был яростный, злой оскал, с которым она могла наброситься на Хэнка в любой момент и растерзать его.
Спортсменка дышала сбито, сквозь зубы, не сводя глаз с полицейского, она видела в нём врага, мерзавца, что разрушил её семью. Каким бы Джеймс не был безответственным отцом, Андерсон не мог его просто взять и заметить. В этой семье мужчина почувствовал себя лишним.
— Через час мама принесёт ужин. Успокойся немного, я верю, что ты ещё можешь соображать и понимать, что творишь сама с собой.
Хэнк выключил свет в комнате и прикрыл дверь, оставив лишь крохотную щель, пропускающую свет с коридора. Ханна вновь укуталась в своё одеяло, даже не думая прикасаться к еде, тем более к этому ужасному инвалидному креслу, даже смотреть на которое ей было тошно. К горлу подступил кашель, и девушка прижалась к подушке, чтобы хоть немного его заглушить. Лоб был весь горячий, а разум еле соображал. Видимо, Ханне не помешает поспать, что она и решила сделать.