20:05
В Америке, я читала, существуют странные законы. В Мемфисе, штат Теннесси, женщины могут водить машину только при условии, что впереди машины бежит мужчина с красным флажком, сигнализирующим об опасности. Я считаю, этот закон стоит ввести и в Германии. Передо мной женщина никак не может припарковаться. Она снова и снова пытается втиснуть свой свежевыкрашенный опель в узенький промежуток. Допускаю, что мои регулярные гудки ее нервируют. Женщины и без того нервничают, когда ставят свои машины на стоянки. Но я-то всего лишь хочу ей просигнализировать: «Эй, девушка, у тебя не получится! Езжай дальше! Я спешу и стою позади тебя на очень узкой улице. Не могу проехать, и у меня действительно не слишком хорошее настроение. Итак: кончай!»
Наконец она так и сделала. Включила аварийную мигалку, вышла, послала мне виноватую улыбку и начала выгружать из багажника многочисленные, видимо тяжелые, ящики.
Я пытаюсь успокоиться.
Это мне не удается. Мне, черт побери, нужно попасть на эту церемонию награждения!
Я знаю, подружки мои, если бы я позвонила кому-то из вас, вы бы меня отговорили. Запретили бы мне. Умоляли бы меня на коленях. Но есть вещи в жизни женщины, которые она должна сделать. Даже если ее подруги против.
Я хочу видеть их обоих! Бенте на сцене, Филиппа где-то поблизости в первых рядах. И после, рука об руку, на вечеринке. Ее на моем месте. Место еще не остыло. Я должна это видеть. Будет больно. Понятия не имею, что я сделаю. Может, что-то криминальное. Кто из них заслуживает пасть первой жертвой моего преступления? Я колеблюсь. Придется положиться на свой инстинкт.
«Эй, если ты сейчас же не уберешь с дороги свою дерьмовую тачку, я твоих детей сделаю сиротами!»
Женщина из опеля испуганно смотрит на меня. Ей тотчас становится ясно, что со мной лучше не связываться. Она быстро захлопывает багажник, прыгает за руль и мчится вперед – насколько возможно с неопущенным ручным тормозом.
Это мне нравится, это излучение силы, требующее моментального и безоговорочного повиновения. Что-то в этом есть. Надо бы почаще бывать обманутой и узнавать об этом из газет. Это необычайно портит характер. До ужаса. Я сама себя боюсь.
20:12
Слишком поздно! Поздно! Пру под девяносто по улице 17 Июня к Бранденбургским воротам.
Вдруг мне приходит в голову, что у меня нет вечернего платья. Только узкий черный летний сарафанчик, скомканный, валяется в багажнике.
20:39
Дом актера. Дамский туалет.
Слегка нервничаю. Это понятно. Крашу ресницы дрожащей рукой. Я годами искала тушь для ресниц, которая бы не растекалась. Когда я нашла ее – черную, от «Oil of Olaz», – фирма обанкротилась, и мои мытарства начались заново. Те же проблемы с карандашом для губ, который вечно заезжает мимо цели. Существование каждой женщины омрачено целым рядом косметических товаров, с которыми не просто работать.
Иногда, например, я спрашиваю себя, сколько денег за свою жизнь я угробила на шелковые чулки, которые ползут под рукой в первый же день. Причем ползут особенно активно, когда у меня нет запасной пары, а я приглашена на шикарный прием. Иногда у меня создавалось впечатление, что шелковые чулки появляются на свет с заранее спущенной петлей.
Похожим образом складываются и мои отношения с воском для волос и тенями для век. Мне никак не удается рассчитать дозу. С воском в волосах я смотрюсь так, будто мою голову ненадолго окунули во фритюрницу со старым использованным маслом. А тени для век, все равно какого цвета, выглядят, как последствия драки, которая закончилась моим поражением.
Рядом со мной красит губы Сандра Маишбергер. Она ловко орудует контурным карандашом. Зато у нее проблемы с пинцетом, потому что мне кажется, что ее брови – не образец формы. Что ж, каждый несет свой груз. И это справедливо.
Во всяком случае, она не выше меня. Это делает ее симпатичной. Но, возможно, она намного умнее, чем я. Это делает ее несимпатичной. Женщины, которые прекрасно выглядят и умеют беседовать с политиками, меня пугают. В их присутствии я чувствую себя неуютно, они напоминают мне, что я хотела закончить курсы усовершенствования английского языка и каждый день читать фельетоны в газете «Франкфуртер Альгемайне Цайтунг». Я часто решаю, что вечером займусь своим образованием. Но, как назло, по телевизору обязательно покажут что-нибудь стоящее.
Я достаю заколку для волос, а фрау Маишбергер смотрит на меня отчужденно, как будто я вознамерилась с ее помощью соорудить какую-то неимоверную прическу. Она, наверное, думает, что я просто помешана на внешности и являюсь позором для всех эмансипированных женщин. Вы правы, фрау Маишбергер. А я уверена, что вы придаете слишком большое значение тому, чтобы самой зарабатывать деньги, ездить на машине, которую оплатили из собственного кармана, и чтобы у вас был мужчина, готовый делить с вами декретный отпуск. Вы то, что называют независимой женщиной. Я не такая. Я зависимая. И получаю от этого удовольствие. Мне нужен кто-то, кто меня любит, хотя я всего лишь такая, какая есть. Кто-то, кто будет меня утешать и у кого хватит на меня терпения.