На другое утро Ломов шёл по травянистой обочине большака, выбирая места посуше, когда его нагнал Романенко в своей рессорной бричке.
— Хозяину привет! — крикнул он, сдерживая жеребца. — Куда путь держим?
— На станцию, — ответил Ломов.
— Бедность наша, — сказал Романенко. — У директора школы коня нету! Обзаводиться надо, товарищ Ломов…
Он легко на ходу выпрыгнул из брички, швырнул вожжи на сиденье и пошёл рядом.
— Пройдёмся маненько…
Они шли некоторое время молча.
— Как с интернатом? — спросил Романенко. — Лес достали?
— Пока нет, — хмуро ответил Ломов.
— Фондовый товар, — вздохнул Романенко. — Я так полагаю, городскому человеку в наших условиях трудно. По Ленинграду не скучаете?
— Нет.
— Был я один раз в Ленинграде. Четыре года назад. В сорок шестом. Культурный город. Каждый камень помнит исторические события. С харчами было в сорок шестом туговато. А нынче, я полагаю, всего — завались?..
От Романенко душно пахло луком и тем стойким запахом вина, который уже не зависит от того, пил ли он час назад или неделю назад.
— Теперь такой вопрос, — сказал он, как всегда загадочно, перескакивая с одного на другое, — привезут тут на той неделе в одно место телеграфные столбы. По стандарту они не подойдут. А лес сухой, выдержанный, в аккурат для вашей пристройки…
— Послушайте, — остановился Ломов. — Вы для чего мне всё это рассказываете?
Романенко тоже остановился; наклонив голову, он высморкался в грязь.
— Исключительно для пользы дела.
Лицо у него было привычно добродушное и бесхитростное.
— Если вы думаете, — сказал Ломов, — что телеграфные столбы могут повлиять на успеваемость вашего сына…
— Боже спаси! — крикнул Романенко, замахал руками и рассмеялся. — Та разве ж я не понимаю?.. И думки такой не було!
— Вот и хорошо. А теперь я хотел бы побыть один. Мне нужно собраться с мыслями.
— Бувайте, — сказал Романенко.
Он всегда переходил на полурусский-полуукраинский жаргон, когда у него что-нибудь не удавалось.
Бричка исчезла за бугром.
В поезде Ломов составил список дел, которые ждали его в Курске.
С ним происходила странная вещь: он сам чувствовал, что, чем больше реальных осложнений возникало на его пути, тем он становился упрямее. Обнаружилось вдруг, что, разозлившись, Ломов гораздо больше владеет собой, своими мыслями, чем в обычном состоянии. Он видел, что с тех пор, как ему удалось определить своих друзей и врагов, жизнь в Грибкове стала осмысленнее.
Обежав в Курске до обеденного перерыва все необходимые места и нагрузившись покупками для школы, уставший и голодный, он пришёл в облоно. На лестнице его встретила толстенькая инспекторша Угарова. Не заметив его, она спускалась по ступенькам, низко наклонив голову, словно рассматривая носки своих бот.
— Здравствуйте, Елизавета Михайловна! — весело крикнул Ломов.
Она вздрогнула и подняла заплаканное лицо.
Угарова изредка бывала в Грибковской школе. Ломову нравилась её застенчивость и то, что она не корчила из себя начальство.
Увидев сейчас её заплаканные глаза, он участливо спросил:
— Что с вами, Елизавета Михайловна?
Она попыталась улыбнуться.
— Ничего… Просто так. Поругалась… Мало работаю с вами…
— Со мной?
— Двоек у вас много, вот мне и влетело.
— От Валерьяна? — спросил Ломов.
Угарова кивнула.
— Гораздо легче поймать за руку вора, — со злостью сказал Ломов, — чем ограниченного человека. Они какие-то шарообразные, не за что ухватиться…
— Я сама сколько раз об этом думала, — сказала Угарова; слёзы уже высохли на её румяных щеках.
Она пошла вниз и, спустившись до следующей площадки, крикнула:
— Держитесь! Сейчас и вам влетит…
В просторной комнате сектора школ столы инспекторов пустовали. Только за кадкой с фикусом сидел Валерьян Семёнович. Он был, как всегда, опрятен, в ярко начищенных ботинках; на столе перед ним лежали остро отточенные карандаши.
— Прошу садиться, — сказал он Ломову и подождал, покуда тот сложил свои покупки на пол и сел боком у стола. — Ну-с, рассказывайте.
— Что именно? — спросил Ломов.
— Мы направили вас, как молодого специалиста, на руководящую работу. Помнится, что перед вашим отъездом я дал вам ряд советов…
— Возглавить коллектив, — подсказал Ломов.
Валерьян Семёнович удовлетворённо наклонил седой ёжик.
— Консультироваться с завучем, — подсказал Ломов.
Валерьян Семёнович снова кивнул.
— Картина, которую мы имеем, — он придвинул к себе и раскрыл одну из папок, — после двух с половиной месяцев вашего руководства, крайне неутешительная. Процент неудовлетворительных оценок учащихся угрожающий. Я уже имел беседу с инспектором Угаровой, которая так же несёт полную ответственность…