Но вот, наконец, показалась за поворотом серая лошадка и телега с дорогими монашенками. Радость свидания была так велика, что Ирина Ивановна справедливо заметила:
— Чтобы пережить еще такую минуту, я готова на новые испытания!
— Нет, нет, мама! Довольно! — вскричала Настя.
— И впрямь довольно! — заключил Петр.
Ирина Ивановна была совсем седая, но Петру она казалась такою же молодою, какою была прежде, и он не мог свести с нее глаз.
Скоро был накрыт стол и появился постный ужин. Когда первый голод был утолен, Ирина и Настя просили Федора рассказать им все, что делалось в Москве, и каким образом уцелел Петр.
— Когда вступил царевич Федор на престол, так первым делом велел всех заключенных освободить. Ну, я года свои выслужил и без того бы ушел. И вот первым делом направился я в тюремный двор поджидать Петра. Вот и привез его. Первый день, как ехали, он все стонал и ехать не мог, мы и остановились; а на второй вот и приехали.
Поселились Шибановы в своей избе и с ними поселились Федор и Ерема. Подняли они куст малины, вынули свои деньги, купили скота и всего, что нужно, и хозяйство завели на славу. В соседнее село священником перевели отца Даниила, а в их сельцо священником посадили сына его Андрея, женившегося на Насте. Как бы в вознаграждение за все то, что эти люди перетерпели, они пользовались теперь безмятежным счастьем, спокойствием и довольством.
ПЕРВЫЙ СПАС
Исторический рассказ
— А ноне, как и допрежь, государь-батюшка, на первый день августа на «воду» пойти соизволит? — спросил думный дьяк Дементий Башмаков царского окольничего князя Константина Щербатова, встретившись с ним на переходах к «Верху».
— Сказывал мне князь Володимер Дмитрич, что доподлинно еще недостоверно, но слушок имеется, что поход в Симонов монастырь и ноне состоится.
— Да как же иначе и быть-то? Спокон века так ведется, все государи в иордань погружались, разве только какая хворь приключалась, так патриарх с клиром на воду хождение совершал.
— Не таков наш батюшка царь, чтобы его и хворь от Божьего дела остановила! — горячо возразил Щербатов.
Разговор этот происходил за три дня до праздника Происхождения Честного и Животворящего Креста Господня, а на другое утро 30-го июля царь Алексей Михайлович сказал свой приказ думному дьяку Герасиму Дохтурову, что «изволит идти молиться Животворящему Кресту Господню на Симонов монастырь, где и в иордань погружение совершит».
Не мало хлопот предстояло Дохтурову, нужно было выбрать среди бояр «мовников» для государя и «чашников», озаботиться припасом всяким для похода!
Царь ходил в Симонов монастырь пешим, узнать следовало от постельного боярина — в каком наряде пойдет государь…
— Не забыть бы написать письмо дворецкому! — вспомнил толстый дьяк и, опустившись на скамью около стола, крытого красным сукном, взял перо, но прежде чем окунуть его в чернильницу, попробовал на ногте большого пальца, хорош ли расщеп.
— Корнило Петров! Прикажи Афонасью Ермилову, чтобы утре был в походе, да пришли с ним государев большой «солночник», чтобы жар не стомил батюшку-царя, как он изволит идти на походе… Нечего лениться, сидеть! Да вели Акинфу Фокину да Афонасью, чтобы они плат больший, лазоревый, что царевы «мовники» держать станут, с собою прихватили…
Долго еще писал дьяк приказ дворецкому, потея от страшной жары, стоявшей в июле. Он старательно выводил титлы, припоминая все, что нужно не забыть взять с собою в поход.
Солнце давно уже село, спустились сумерки чуткой летней ночи. В щипце загорелась восковая свеча, а дьяк все еще не мог закончить роспись необходимых вещей для царского похода на богомолье.
На другой день, после полудня, царский поезд был вполне готов, все находились на своих местах, что нужно было захватить с собою, заранее отправлено в Симонов монастырь, где государь пожелал провести ночь накануне крестного хода на воду.
Так как монастырь находился в недалеком расстоянии от города и остановок долгих не предвиделось, то особых запасов с собою не брали; монахи должны были сами угощать царя.
— Пожалуй к вечерням позапоздаем, ишь сколько солнце за полдень зашло! — заметил ближний человек Николай Собакин, приставляя козырем к глазам руки, и смотря на солнце.
— Попозже-бы лучше идти, жара поспадает, морить не будет, — ответил его товарищ Иван Прончев. Оба они были назначены в царские «мовники» и должны были, во время погружения царя в иордань, плескать на него водою и держать плат.