–Но почему? – спросила я, уже давно став взрослой.
–Уж больно много у нее детей было, одни мальчишки, кажется, и всё от разных отцов.
–Подумаешь… – фыркнула я.
–Ее не любили. Она была очень наглая и поговаривали, что она была кем-то навроде вора в законе, только в юбке.
–Как это?
–Она не работала, но ее мальчишки всегда были одеты, обуты. Взрослые сыновья ее на машинах разъезжали.
Внезапно я вспоминаю одного ее сына. Взрослого, лысого дядьку, с характерным для членов их семьи длинным острым носом. Этот мужчина вечно крутился в Серебристой Чаще, как будто бесцельно, круглый день, а в руках у него всегда была большая спортивная сумка. Когда занят собой, то ни о чем не думаешь, все воспринимаешь словно в тумане. Я видела эту сумку каждый день, видела этого мужчину, но никогда не заостряла на этом свое внимание. После маминых слов все иначе. Что у него в сумке, почему он постоянно сидел на лавках нашей Серебристой Чащи, то там, то сям. Взрослый, молчаливый, смотрящий сквозь прохожих. Может, у него в сумке были наркотики? Расфасованные и готовые к продаже или к закладке?
Серебристая Чаща сужена для меня только теми людьми, с которыми я сталкивалась. Но на самом деле я едва ли знала половину жильцов только нашего дома. А этих пятиэтажек в нашем поселке было штук тридцать. Возле каждого дома скамейки, где сидел тот мужчина. Как сейчас вижу его. Он равнодушно смотрит впереди себя, на его лице китайское спокойствие, полное отсутствие мысли и эмоции. Чего он ждет?
Может, он ждет того мальчишку из моего класса? Мальчик был очень красив, я таких, наверное, и не встречала в обычной жизни, только в кино или на подиуме. Он был высокий и стройный, с темными кудрями и голубыми глазами, с классическими правильными чертами лица и с капризно очерченным ртом. Единственное, что было в нем несовершенно, это его голос, слегка похожий на голос грубой женщины. Ещё как-то раз ему вздумалось сидеть за мной за одной партой. И я удивилась, насколько от него неприятно пахло. Такой привлекательный и такой вонючий. Даже не могу описать тот запах. Наверное, аромат был соткан из немытого тела, подростковых гормональных изменений и обычной мальчишечьей неряшливости. Я очень переживала весь тот урок, когда он сидел со мной рядом. Я тогда была изгоем в своем классе и парень этот потихонечку становился изгоем. У нас, вообще, было очень мало ребят почему-то. В основном, одни девчонки. А те парни, что были в классе, настолько удручали своим поведением, были неимоверно скучны и боялись сказать хоть слово, постоянно пребывая в состоянии стресса от окружения женским полом. Тот красавец не общался почти ни с кем из класса и часто прогуливал. Девчонкам он нравился и даже некоторым учителям женского пола тоже. Была у нас математичка, зрелая женщина на пороге пременопаузы, которая как-то раз вызвала подростка к доске. Юноша мялся и краснел, и в итоге не смог решить тот пример, который написала на доске учительница. Математичка изрекла какие-то умные слова, из которых я сделала вывод, что красота уйдет, а ума не прибавится. Она сама взяла мел, который был вставлен в футляр от губной помады, и решила пример. У математички была аллергия на мел, поэтому она придумала засовывать его в футляр, чтобы избежать контакта с кожей. Потом, лет через десять после окончания школы, я узнала, что этот мальчишка стал сначала отцом, а потом наркоманом. Жив ли он сейчас? Я видела его давно в маршрутке, рано утром, зимой. Он сидел впереди меня на одно сидение. На нем была какая-то немыслимая одежда, похожая на шинель. Но самым ужасным была его обувь. К голым ступням веревками были примотаны стельки, обыкновенные стельки. В зимнюю стужу. По снегу худой, немытый бывший красавец ступал почти голыми ногами. Мне хотелось закрыть лицо ладонями и плакать навзрыд. Ведь у этого человека дома есть ребенок, как и у Игоря, моего неудавшегося ухажёра. После смерти матери Игорь тоже стал все чаще забываться в парах алкоголя, и младший брат его был не дурак выпить. Весь дом держался на их сестре. Она оказалась такой же крепкой, как Людмила. Хоть и жила в другом месте с мужем, каждую неделю она приезжала и стирала, и готовила для своих братьев, а потом и для отца. Все четверо они были похожи друг на друга. Все спокойные, медлительные, рассудительные. Только мужчины такими становились после изрядного алкогольного возлияния, а сестра такая была всегда. Молча, с упрямо сжатыми губами она делала все, что могла. Без нее большая квартира для большой семьи скорее походила бы на захламленный сарай. Когда отца выпустили из тюрьмы, именно старшая дочь не дала ему спиться, хотя братьев упустила. Не может одна женщина вытащить на своих плечах троих мужиков. Отца семейства спасла, а он должен был спасти сыновей, но не смог. Устроился на работу, и то хорошо. А Серебристая Чаща бурлила сплетнями и заглушала водопадом праведный гнев тех, кто их сторонится. Никто так и не понял, что случилось с Людмилой. Никто так и не понял, почему Николая посадили, а потом выпустили через полтора года.