Если бы только они рассказали ему обо всем! Когда Джош принялся расспрашивать, мать застыла как изваяние, а Джейк впал в ярость. А ведь стоило им все спокойно объяснить, этот день, возможно, кончился бы совсем иначе. Все, о чем просил Джош, так это рассказать правду, и эта правда оказалась единственным, в чем они ему отказали.
Джоша это вывело из себя. Мать, почти обезумевшая от горя, умоляла его успокоиться, но Джоша захлестнули ярость, паника, стыд. Даже сейчас он не мог припомнить, что же такое сказал Джейку, отчего тот не сдержался и ударил его. Помнил только, как лежал в пыли, из губы сочилась кровь, а потом, не успев осознать своих действий, Джош направил револьвер на человека, которого всю жизнь считал отцом.
Наступила ледяная, гнетущая тишина. Прошлая жизнь кончилась. Джош увидел горечь и разочарование в глазах Джейка, ужас на лице матери и понял, что ничего уже не вернуть. Он вскочил на лошадь и покинул дом, понимая, что, возможно, никогда больше не увидит ни этот дом, ни родителей, которых когда-то так любил.
С тех пор прошло три месяца, позади осталась тысяча миль, и вот теперь Джош сидел на жесткой чужой койке. Как же это произошло? Ведь он прожил двадцать два года, веря в непреложные истины: после осени наступит зима; гром сопровождает молнию; ночь сменяет рассвет; отца зовут Джейк. Двадцать два года любви и доброты, чувства родства и уважения… Какое теперь все это имеет значение? Да и имеет ли вообще?
Джейк научил Джоша обращаться с лассо, стрелять, охотиться. Научил ухаживать за скотом, управлять ранчо, вести бухгалтерские дела и тому, как выжить среди дикой природы, имея при себе только нож. Когда Джошу было пять лет, Джейк оставил его ночью в лесу, наказав искать дорогу домой по едва заметным, специально оставленным знакам. И Джош не испугался, он знал, что отец все равно где-то рядом и появится сразу, как только ему понадобится помощь. Джейк всегда оказывался рядом, когда Джош нуждался в нем.
Однако Джейк не был его отцом, а Джош пребывал об этом в полном неведении.
Джейк женился на жене своего брата и воспитывал чужого сына. Почему они ему ничего не рассказывали? Ведь он бы все понял и не стал бы любить их меньше…
Но Джош увидел страх в глазах матери, ярость и боль в глазах Джейка. Значит, это был не простой секрет.
Может быть, он и сам не хотел знать правду? Чем дальше Джош уезжал от дома, тем сильнее были его мучения. Ведь там, в Колорадо, у него была прекрасная жизнь. Он не хотел разрушать ее, и все же это случилось. И вот теперь он здесь, и ответы на его вопросы совсем рядом, стоит только протянуть руку.
Он еще может вернуться домой. Может попросить прощения у матери и извиниться перед отцом, может зажить прежней жизнью, сделав вид, что ничего не произошло. Но если он останется здесь, то наверняка найдет ответы на свои вопросы, а тогда, возможно, уже не захочет возвращаться домой.
С тех пор как его нога ступила на эти земли, Джош почувствовал, что на карту поставлено нечто большее, чем разгадка семейной тайны. Это место с плодородными полями и пологими холмами влекло его с такой загадочной силой, с какой никогда не влекли Скалистые горы. Джош ощущал какое-то инстинктивное родство с ним, как будто какие-то проснувшиеся воспоминания далекого детства привели его домой. И Джош знал: что бы ни случилось, он останется здесь.
Он захлопнул Библию и положил ее на место. Затем, подложив под голову вместо подушки сумку, он снова растянулся на койке, надвинув шляпу на глаза. Так он и лежал, не шевелясь, погруженный в свои мрачные мысли, пока солнце не начало клониться к закату.
Глава 4
Эдди Бейкер, находившийся в гостях у Джорджа Гринли, вальяжно откинулся на спинку кожаного кресла и закурил сигару. Он любил наслаждаться маленькими радостями жизни, такими как отличное бренди, прекрасные сигары, резвые лошади и хорошо сшитые ковбойские шляпы. Но надо сказать, что Эдди по-своему много трудился, чтобы позволять себе все эти радости жизни.
На нем были прекрасно сшитый костюм из легкой шерсти, высокие сапоги отличной работы, галстук-шнурок с бирюзовой пряжкой. Небольшой револьвер Эдди хранил во внутреннем кармане пиджака, потому что пояс с кобурой не подходил к его элегантному костюму, а Эдди тщательно следил за своим внешним видом. На его мизиние сверкало кольцо с бриллиантом. Эдди всем говорил, что оно принадлежало его матери и он носит его в память о ней. На самом деле это кольцо он много лет назад вытащил из кармана мертвеца и носил его как память об ушедших временах и о том, какой долгий путь ему пришлось пройти, прежде чем стать тем, кем он стал.
Беседа с Гринли утомила Эдди, и он явно скучал. Джордж уже целых полтора часа рассказывал о последних стычках с Анной Эджком, но так и не добрался до сути. Эдди все же надеялся, что их беседа скоро завершится, ведь у него имелись и другие дела.
Беседа проходила в конторе, находившейся в доме Гринли по соседству с его кабинетом. Здесь Джордж Гринли и вершил все дела, касавшиеся ассоциации скотоводов. То есть практически вершил все дела, касавшиеся жизни округа.
Здание суда в округе отсутствовало, а поскольку Джордж Гринли был не только владельцем ранчо и председателем местной ассоциации, но еще и судьей, то в его ведении находились все записи гражданских актов и регистрация юридических документов. Кроме того, Гринли называл себя историком. На стеллажах в конторе хранились пухлые папки, книги, бухгалтерские гроссбухи – история трех поколений скотоводов. Почти не имелось таких сведений, которые не попадали бы в архив Джорджа Гринли.
Повернувшись к одной из полок, Гринли безошибочным жестом выбрал нужную толстую папку.
– Эдди, ты знаешь, что это такое? – спросил он, грохнув свое сокровище на стол рядом с локтем Эдди. – Это полный перечень сделок с землей, совершенных в нашем округе со времен Войны за независимость. – На лице Гринли появилась легкая улыбка. – Здесь есть кое-что интересное.
Опустив свое грузное тело в кресло напротив гостя, Гринли откинулся на спинку, крутя в пальцах сигару. Он казался вполне спокойным, однако Бейкер, прекрасно знавший Джорджа Гринли, понимал, что тот зол как дьявол.
– Послушай, Эдди, – ровным голосом продолжил Гринли, – ты новичок в этих местах… ну, относительный новичок, но кое-каких вещей можешь не знать. Что касается меня, то в первую очередь я считаю себя скотоводом, а уж во вторую – техасцем и американцем. Мои предки были среди первых здешних поселенцев, ты знаешь это? – Он коротко хохотнул и указал сигарой на стеллажи. – Вот поэтому я так интересуюсь историей наших мест. Мой дед лично знал Джеда Филдинга, у меня в доме висит портрет Элизабет Филдинг…
Гринли снова рассмеялся, но на этот раз как-то не слишком весело.
– Мисс Анна уже давно зарится на этот портрет. Я не знаю, что мне доставляет большее удовольствие: то, что я владею этим портретом, или то, как сильно она желает заполучить его. Жена убедила меня купить этот портрет, когда ранчо “Три холма” распродавалось с аукциона. Сейчас эта картинка стоит кругленькую сумму, она принадлежит кисти какого-то нынче модного художника с востока. Но мне он дорог как частица истории. Ведь Филдинги – это сама история здешних мест. А ты слышал о Джеде Филдинге? Вот это был мужчина!
Голос Гринли звучал по-прежнему ровно, но это не обмануло Эдди. Джордж собирался сказать ему что-то важное, но пока ходил вокруг да около, такая уж у него была манера. Зато потом он получал истинное удовольствие, застав собеседника врасплох. Поэтому Эдди навострил уши.
– Да, можно сказать, что Филдинг был королем скотоводов, – продолжал Гринли, отхлебнув бренди. – Он одним из первых обосновался здесь, когда другие продали свой скот за гроши и вернулись на восток. Все в его доме на ранчо “Три холма” было создано его руками, руками его жены и двух помощников. И дом этот стал основой его империи. Проклятой империи.