— Сэр?
Я кладу меню на стол; Тиффани и официантка смотрят на меня во все глаза, будто что-то не так.
— Хлопья с изюмом, — выдаю я, припомнив, что хлопья стоят всего два доллара двадцать пять центов.
— С молоком?
— А сколько стоит молоко?
— Семьдесят пять центов.
— Да, пожалуйста, — отвечаю, решив, что это не ударит по карману, и передаю меню официантке.
— Все?
Утвердительно киваю. Официантка, уходя, довольно внятно вздыхает.
— Что ты заказала? — спрашиваю Тиффани. — Я не расслышал.
Стараюсь, чтобы мой голос звучал любезно, но втайне беспокоюсь, что не останется денег на приличные чаевые.
— Только чай, — отвечает она.
И мы оба смотрим в окно, разглядывая припаркованные на стоянке машины.
Приносят заказ. Я открываю одноразовую коробочку и пересыпаю хлопья в миску. Заливаю коричневые хлопья с засахаренным изюмом молоком из миниатюрного кувшинчика. Продвигаю миску с хлопьями на середину стола и предлагаю Тиффани угощаться.
— Можно? — переспрашивает она.
Я киваю, Тиффани берет ложку, и мы едим.
Сумма в счете — четыре доллара пятьдесят девять центов.
— Сдачу? — Официантка смеется и качает головой, когда я протягиваю ей обе двадцатки.
— Нет, спасибо, — отвечаю я, думая, что Никки была бы рада, ведь я оставляю щедрые чаевые, а официантка поворачивается к Тиффани:
— Дорогуша, я его недооценила. Приходите к нам еще, да поскорее!
Видно, что выручкой она довольна, потому что идет к кассе, почти пританцовывая.
На обратном пути Тиффани молчит, и я тоже. Когда мы подходим к ее дому, говорю, что замечательно провел время, благодарю и протягиваю руку для пожатия, чтобы она не поняла превратно.
Она смотрит на мою руку, потом поднимает глаза и глядит мне в лицо, но на рукопожатие не отвечает. Секунду мне кажется, что она вот-вот снова заплачет.
— Помнишь, я сказала, что ты можешь трахнуть меня? — говорит вдруг Тиффани.
Медленно киваю: слишком живо помню, к сожалению.
— Я не хочу трахаться с тобой, Пэт. Понятно?
— Понятно, — говорю.
Она поворачивается и идет к себе, а я остаюсь один.
Дома мама с энтузиазмом выспрашивает, что мы ели, и, когда я отвечаю, что хлопья с изюмом, она смеется и не верит.
— Нет, ну правда, что?
Не говоря больше ни слова, поднимаюсь в свою комнату и запираю дверь.
Лежа в кровати, рассказываю Никки на фотографии все-все про мое сегодняшнее свидание, и про то, как я оставил официантке хорошие чаевые, и про то, какой грустный вид у Тиффани, и как мне хочется, чтобы время порознь поскорее закончилось, чтобы я мог пригласить жену в какое-нибудь кафе, разделить с ней порцию хлопьев с изюмом, а потом идти рядом, дыша прохладным воздухом раннего сентября, — и тут я снова плачу.
Зарываюсь лицом в подушку и рыдаю тихонько, чтобы родители не услышали.
Петь, кричать, показывать
Я встаю в полпятого утра и сразу же приступаю к тренировке, чтобы закончить до начала матча. Когда наконец выбираюсь из подвала, по всему дому идет запах тостов с крабовым маслом, домашней пиццы и куриных крылышек.
— Вкусно пахнет! — бросаю маме на ходу, надеваю мешок для мусора и выбегаю на улицу.
А там — Тиффани, уже разминается, бегает туда-сюда мимо моего дома. Я в замешательстве: как так, вчера же ее не было, да и сегодня я бегу гораздо раньше обычного.
Направляюсь к Найтс-парку; оглядываюсь — она бежит следом.
— Откуда ты узнала, что я выйду так рано? — спрашиваю, но она даже не поднимает голову, просто молча бежит сзади.
Одолеваю десять миль и возвращаюсь домой, а она бежит дальше, так ничего и не сказав. Можно подумать, мы вовсе не ходили ни в какую закусочную, и не ели вместе хлопья с изюмом, и все осталось по-прежнему.
Серебристый «БМВ» моего брата уже возле дома, так что я шмыгаю в заднюю дверь, поднимаюсь по лестнице и бегу в душ. Помывшись, надеваю свою баскеттовскую футболку, с которой мама отстирала всю косметику, и в полной готовности болеть за «Иглз» иду в гостиную, откуда уже доносятся звуки предматчевого обзора.
К моему удивлению, рядом с братом сидит Ронни. На обоих зеленые выездные футболки «Иглз» с номером 18 и именем Столлворта; на Ронни — дешевая копия, с термонаклейками, на Джейке — настоящая. Отец сидит в кресле, в своей любимой футболке Макнабба, пятого номера.
— «Птички», вперед! — говорю я.
Брат встает и поворачивается ко мне.
— А-а-а-а-а!.. — кричит он, вскинув обе руки в воздух, и тогда Ронни и папа тоже встают, выбрасывают руки вверх и кричат: