В тот момент, когда «Иглз» выходят на поле, взрываются фейерверки, черлидерши взмахивают ногами, на трибунах все встают, Джейк то и дело легонько стучит по моей спине, незнакомые люди хлопают ладонью по моей ладони, и все мысли о драке вдруг улетучиваются из моей головы. Вместо этого я думаю об отце, который смотрит матч дома в гостиной, а мама подает ему куриные крылышки, пиццу и пиво, надеясь, что «Иглз» победят и ее муж всю неделю будет в хорошем настроении. Я снова задаюсь вопросом, станет ли папа разговаривать со мной вечерами, если «Иглз» одержат сегодня победу, а матч меж тем начинается, и я болею так, словно от исхода игры зависит моя жизнь.
«Джайентс» открывают счет, но «Иглз» отвечают на это собственным тачдауном, после которого весь стадион с гордостью запевает командный гимн, который завершается скандированием названия команды. Рев толпы просто оглушителен.
В конце первой четверти Хэнк Баскетт наконец-то принимает первый пас в своей карьере футболиста НФЛ — с двадцати пяти ярдов. Все болельщики из нашего сектора хлопают меня по спине, кричат «Дай пять!» — ведь на мне именная футболка Баскетта, и я улыбаюсь брату, который ее подарил.
После этого «Иглз» легко вырывается вперед и к началу четвертой четверти ведет в счете 24:7. Джейк и Скотт бурно радуются, а я уже мысленно проигрываю в голове диалог, который заведу с папой по возвращении домой, и воображаю, как он будет гордиться моими оглушительными криками, — я вопил всякий раз, когда Илай Мэннинг пытался дать указания игрокам своей команды.
А потом, в четвертой четверти, «Джайентс» набирают семнадцать безответных очков подряд, и болельщики «Иглз» потрясены.
В овертайме Плаксико Бёрресс перехватывает пас, прыгнув выше Шелдона Брауна, заносит мяч в зачетную зону, и «Джайентс» покидают Филадельфию с победой.
Смотреть на это невыносимо.
— Вам лучше не возвращаться к шатру: этот козел наверняка будет там поджидать, — говорит Скотт, когда мы выходим со стадиона.
Мы прощаемся со Скоттом и вслед за толпой идем к метро.
У Джейка есть билеты. Проходим через турникеты, спускаемся на платформу и впихиваемся в битком набитый вагон.
— Нет места! — кричат нам, но Джейк протискивается в зазор между телами, а затем втягивает и меня.
Мы стоим вплотную друг к другу, он дышит мне в спину, а другие пассажиры упираются в плечи. Двери наконец закрываются, и мой нос почти касается стекла.
Все вокруг потеют, распространяя резкий запах пива.
Мне неприятно в такой тесноте, но я не жалуюсь. Скоро мы подъезжаем к остановке у здания муниципалитета.
Выходим из вагона, минуем еще один турникет, поднимаемся в центр города и идем по Маркет-стрит, мимо старых универмагов, новых отелей и торгового пассажа.
— Хочешь посмотреть на мою квартиру? — спрашивает Джейк, когда мы останавливаемся у станции метро на перекрестке Восьмой улицы и Маркет-стрит, откуда я могу доехать до Коллинзвуда через мост Бена Франклина.
Очень хочу, но сейчас я устал, и не терпится добраться до дому, чтобы еще немного потренироваться перед сном.
— В другой раз, если ты не против, — говорю я.
— Конечно, — отвечает он. — Хорошо, что ты рядом, братишка. Ты сегодня показал себя настоящим фанатом «Иглз».
Киваю.
— Передай папе, что на следующей неделе «Птички» обязательно отыграются и порвут Сан-Франциско!
Снова киваю.
Джейк неожиданно сгребает меня в охапку:
— Я люблю тебя, братик. Спасибо, что заступился за меня там, на парковке.
Я говорю, что тоже его люблю, и Джейк уходит дальше по Маркет-стрит, горланя «Вперед, орлы, вперед» во всю силу легких.
Я спускаюсь в подземку, вставляю в разменник мамину пятерку, покупаю билет, просовываю его в турникет, снова спускаюсь, выхожу на платформу и задумываюсь о том мальце в футболке «Джайентс». Сильно ли он плакал, когда узнал, что побили его отца? Удалось ли ему вообще попасть на матч? На скамейках сидят еще несколько человек в футболках «Иглз». Все сочувственно кивают, видя на мне футболку Хэнка Баскетта.
— Чертовы «Птицы»! — кричит какой-то человек в дальнем конце платформы и пинает урну.
— Чертовы «Птицы», — шепчет рядом со мной другой, качая головой.
Приходит поезд, и я становлюсь сразу у дверей; вагон скользит в сумерках через реку Делавэр по мосту Бена Франклина, а я смотрю на очертания города, и в голову снова лезут мысли о плачущем ребенке. Мне ужасно гадко от них.
Выхожу в Коллинзвуде, пересекаю открытую платформу, спускаюсь по ступенькам, провожу билетом по турникету и неторопливо иду домой.