Она не ответила на мой вопрос, но я не знаю, что еще сказать, поэтому ничего и не говорю.
— Твой отец в последнее время ведет себя просто по-свински, и мне надоело это терпеть. В общем, я решила поставить кое-какие условия, так что ждите перемен. Вам обоим придется чуть больше заботиться о самих себе. Тебе нужно налаживать свою жизнь, а тем, как твой отец со мной обращается, я сыта по горло.
Коробка с надписью «Пэт» мигом вылетает у меня из головы, я поворачиваюсь к маме, не прекращая крутить педали:
— Ты сердишься на меня? Я сделал что-то не так?
— Пэт, я на тебя не сержусь. А вот на твоего отца — да. У нас с ним вчера была долгая беседа, пока ты бегал. Несколько недель, возможно, придется нелегко, но в конце концов нам всем станет только лучше, я уверена.
Мелькает дикая, пугающая мысль.
— Мама, ты же не уходишь от нас?
— Нет, не ухожу. — Она смотрит мне в глаза, отчего я верю ей на все сто процентов. — Я бы никогда не оставила тебя, Пэт. Но сегодня я действительно уйду, потому что «Иглз» у меня уже в печенках сидят. С едой разберетесь сами.
— Куда ты пойдешь? — Я вращаю педали еще быстрее.
— Гулять, — отзывается мама, целует белый шрамик на моем мокром от пота лбу и уходит.
Я так переживаю из-за услышанного от мамы, что целый день ничего не ем, лишь воду пью и качаюсь. Матч «Иглз» начнется только в 16:15, поэтому устраиваю себе полноценную тренировку. Все это время я втайне надеюсь, что отец спустится ко мне в подвал и позовет смотреть предыдущую игру, которая начнется в час, — но тщетно.
В середине дня я поднимаюсь в дом, на секунду задерживаюсь у дивана.
— Папа? Папа?
Он упорно глядит в телевизор, не обращая на меня внимания, а я даже не поднимаю глаз на экран, чтобы узнать, кто играет, — слишком взволнован мамиными словами. Надеваю мешок для мусора и выхожу на улицу. Мне нужно хоть с кем-то поговорить, одна надежда на Тиффани. Но вот уже целых пятнадцать минут я разминаюсь, а она все не показывается. В итоге бегу один. Забавно: когда я желаю бегать в одиночестве, Тиффани тут как тут, а именно сегодня взяла и не пришла.
Очень хочется есть, и с каждым шагом желудок болит все сильнее, но боль мне только в радость, ведь она означает, что я теряю вес, а за последнюю неделю я, кажется, набрал лишку, особенно после пива, которое мы с Джейком пили в прошлые выходные. Это наводит на мысль о том, что после проигрыша «Иглз» я больше не разговаривал с Джейком. Интересно, приедет ли он сегодня смотреть матч вместе с нами?
Из-за резкой боли решаю пробежать дальше, чем обычно, напрягая последние силы. К тому же страшновато возвращаться домой, к отцу, с которым мама оставила меня наедине на целый день, и по-прежнему тревожно от ее слов про какие-то перемены. Вот бы Тиффани бежала сейчас вместе со мной, тогда я мог бы поговорить с ней и поделиться своими печалями. Удивительное это желание — ведь она обычно толком и не отвечает, а в прошлый раз, когда я пытался рассказать о своих проблемах, принялась громко сквернословить в общественном месте и наговорила о Никки нехорошего. Тем не менее я потихоньку прихожу к пониманию, что Тиффани — мой лучший друг, отчего мне и странно, и страшно.
Когда я наконец поворачиваю на свою улицу, серебристого «БМВ» Джейка нигде не видно. Может, он решил приехать из Филадельфии на метро? Мне совсем не хочется смотреть матч вдвоем с отцом, хотя что-то подсказывает, что так и будет.
Захожу в дом; отец по-прежнему сидит на диване перед телевизором, он уже переоделся в футболку Макнабба и досматривает предыдущий матч. У его ног выстроилась батарея бутылок пива — точно кегли для боулинга.
— Джейк приедет? — спрашиваю я — и снова не дожидаюсь ответа.
Иду наверх, принимаю душ и надеваю свою баскеттовскую футболку.
Когда я спускаюсь в гостиную, матч «Иглз» только-только начинается. Я присаживаюсь на краешек дивана, не занятый отцом.
— Что за шумы? — восклицает он, уменьшая громкость.
Это у меня в животе дико урчит, но я говорю, что не знаю, и папа приводит звук в норму.
Как я и ожидал, новый телевизор — просто фантастика. Игроки, разминающиеся на поле, почти с нас ростом, а качество звука такое, словно я сижу не дома, а на стадионе в Сан-Франциско, у самой середины поля. Вот пошла реклама, и уже понятно, что брат не успеет к началу игры, поэтому я вскакиваю на ноги и кричу:
— А-а-а-а-а!
Отец молча смотрит так, будто снова хочет заехать мне по лицу. Я сажусь обратно и больше не произношу ни слова.
Комментаторы объявляют, что Донте Столлворт пропустит игру, о чем было решено в последний момент. Может, теперь в сторону Баскетта полетит больше мячей, раз уж лучший принимающий «Иглз» выбыл из строя, тешу я себя надеждой.
«Иглз» начали ударно: они зарабатывают очки на первых же минутах в нападении; после того как Вестбрук принимает короткий обманный пас, настроение отца преображается. Он тянется ко мне через диван, приговаривает, хлопая меня в такт по ляжкам:
— «Иглз» — тачдаун! «Иглз» — тачдаун!
Я уже начинаю надеяться, но по ходу следующего розыгрыша папа снова мрачнеет.
— Не больно-то радуйся, помни, что случилось на прошлой неделе, — бурчит он, как будто сам с собой разговаривает.
Защита Сан-Франциско держится стойко, и второй тачдаун «Иглз» удается заработать всего за несколько минут до конца первой четверти, когда Эл Джи Смит доводит счет до 13:0. Хоть «Иглз» и не впервой терять большое преимущество в очках, кажется, что победа у «Птичек» уже в кармане. Акерс, пробивающий после тачдауна дополнительное очко, подтверждает мои мысли, а отец вскакивает с дивана и запевает «Вперед, орлы, вперед». Я тоже встаю и присоединяюсь к пению, а в конце мы оба скандируем, изображая телом каждую букву:
— И! Г! Л! З! Иглз!
В перерыве после первой четверти отец спрашивает, не голоден ли я. Получив утвердительный ответ, заказывает пиццу и приносит мне из холодильника бутылку «Будвайзера». При счете 14:0 в пользу «Иглз» он просто сияет.
— Ну, теперь только надо, чтобы и Баскетту кинули пару мячей, — замечает он, прихлебывая пиво.
Словно услышав его молитву, первый же пас во второй четверти Макнабб делает на Баскетта, который ловит мяч с восьми ярдов. Мы с отцом громко радуемся за новичка, который даже в драфте участия не принимал.
Пиццу приносят в большом перерыве, когда разрыв в счете увеличился: 24:3.
— Вот бы еще Джейк был здесь, — протягивает отец, — тогда бы ничего лучше и желать нельзя.
Мы так ликовали, что я совсем забыл про Джейка.
— А где он? — спрашиваю, но отец больше ничего не говорит.
В третьей четверти нападающий задней линии Сан-Франциско теряет мяч практически у самой зачетной зоны, Майк Паттерсон, блокирующий защитник «Иглз», подбирает его и бежит к противоположной зачетной зоне. Мы с отцом на ногах, кричим, подбадриваем трехсотфутового спортсмена, а он несется через все поле и доводит счет до 31:3 в пользу «Иглз».
Чуть позже Сан-Франциско все-таки зарабатывает пару тачдаунов, но это уже ничего не решает — «Иглз» уже не догнать. Наши выигрывают со счетом 38:24. Когда матч заканчивается, мы с отцом еще раз поем «Вперед, орлы, вперед» и скандируем название нашей команды напоследок, радуясь победе «Птичек», а потом папа просто выключает телевизор и без слов уходит к себе в кабинет.
В доме стоит мертвая тишина.
На полу не меньше дюжины пивных бутылок, коробка из-под пиццы по-прежнему на кофейном столике, а раковина на кухне доверху набита грязной посудой, вспоминаю я. Да, еще и сковородка, на которой папа жарил себе бифштекс на завтрак. Раз уж я решил стараться проявлять доброту, думаю, надо хотя бы прибраться в гостиной, чтобы маме не пришлось этого делать. Пивные бутылки несу к гаражу, там специальный контейнер для перерабатываемых отходов, коробку из-под пиццы выбрасываю в уличный мусорный бак. Вернувшись в дом, обнаруживаю на полу несколько использованных бумажных салфеток, а когда нагибаюсь, чтобы подобрать их, под кофейным столиком вижу шарик скомканной бумаги.