Мышцы правого бедра как будто защемило, и правое колено не сгибается.
Один из домов украшен к Рождеству. У крыльца стоят миниатюрные ясли, а рядом Мария и Иосиф из гипса, оба черные. Я плетусь к сцене с Иисусом, решив, что люди, празднующие Рождество, скорее придут на помощь, чем те, чей дом не украшен, ведь в Библии сказано, что надо помогать босым и ограбленным.
Когда я наконец добираюсь до нарядного домика, происходит странная вещь. Вместо того чтобы постучаться в дверь, я сворачиваю к чернокожим Марии и Иосифу — хочу посмотреть, какого цвета младенец Иисус. Сведенную судорогой ногу пронзает боль, и я падаю возле гипсовых фигур. Опираясь на руки и одно колено, заглядываю в ясли: Иисус действительно черный. В него вставлена лампочка, и темное лицо светится, как янтарь, а по детской грудке пробегают белые электрические огоньки.
Щурясь от света, испускаемого младенцем Иисусом, я немедленно осознаю, что меня избили и ограбили не случайно, — это наказание за богохульство. Я молюсь, прошу прощения, я понимаю: Бог считает, что мне нужно еще немного потрудиться над своим характером, прежде чем Он согласится завершить мое время порознь.
Кровь стучит в ушах так громко, что я даже не слышу, как отворяется дверь и на крыльцо выходит человек.
— Ты чего это делаешь с яслями тети Жасмин? — слышу чей-то голос.
Я поворачиваю голову, и Бог сообщает, что принял мои извинения.
Когда Дэнни привезли в психушку, он вообще не говорил. У него был шрам на голове, как у меня и у всех остальных, но его шрам был больше и находился на затылке — яркая розовая полоса в шапке черных курчавых волос. С месяц он только и делал, что сидел на стуле у окна, а специалисты по дефектам речи приходили к нему в палату и уходили ни с чем. Мы с ребятами, бывало, заглядывали к Дэнни поздороваться, но что бы мы ни говорили, он только продолжал смотреть в окно, — в конце концов мы решили, что травма головы оказалась слишком серьезной и ему суждено до самой смерти оставаться «овощем», как Джеки, моему соседу по палате. Однако несколько недель спустя Дэнни начал питаться в столовой вместе со всеми, посещать занятия по музыкальной и групповой терапии и даже несколько раз поучаствовал в коллективных вылазках в магазины у гавани и на стадион «Камден ярде», — посмотреть игры «Балтимор ориолс».[12] Видно было, что он понимает речь и в общем ведет себя вполне нормально — только не разговаривает.
Не помню, как долго это продлилось, но спустя какое-то время Дэнни снова заговорил, и волей случая я стал первым человеком, к кому он обратился.
В больницу приехала девушка из какого-то пафосного балтиморского колледжа — как нам сказали, чтобы опробовать так называемые нетрадиционные методы лечения. На занятия к ней нужно было записываться добровольно, потому что она еще не была настоящим врачом. Поначалу мы отнеслись ко всему скептически, но потом она пришла рассказать о своей программе, и нам понравились ее девичья фигура и милое, невинное лицо. Она была славная и очень даже симпатичная, так что мы выполняли все распоряжения, надеясь удержать ее подольше, тем более что женщин в психушке не лечили, а медсестры были ужасно уродливы.
Первую неделю наша студенточка заставляла нас подолгу смотреться в зеркало, чтобы, как она выразилась, лучше узнать себя, — и это сильно расходилось с общепринятой практикой.
«Изучите свой нос, — говорила она. — Вглядывайтесь в него, пока не различите каждую черточку. Посмотрите, как он движется, когда вы делаете глубокий вдох. Вникните в чудо дыхания. А теперь посмотрите на свой язык. Не только на кончик, но и на то, что находится под ним. Хорошенько разглядите. Подумайте о тех волшебных дарах, которыми являются для нас ощущение вкуса и речь…» И далее в том же духе.
А однажды она произвольно разбила нас на нары, усадила друг перед другом и приказала смотреть в глаза своему партнеру. Она долго не разрешала нам отводить взгляд, и было странно до жути, так как в комнате стояла полная тишина, а мужчины редко смотрят в глаза друг другу продолжительное время. Потом она велела каждому вообразить, будто партнер — это тот, кого тебе сейчас не хватает, или тот, кого ты когда-то сильно обидел, или какой-нибудь родственник, которого ты не видел многие годы. «Думаем об этом человеке, глядя в глаза партнера, — думаем до тех пор, пока он не окажется перед нами».
Как выяснилось, долго смотреть в глаза другому человеку — невероятно мощная штука. Если не верите, попробуйте сами.
Конечно же, я вскоре увидел Никки, и это было неожиданно — ведь я сидел напротив Дэнни, чернокожего мужика ростом шесть футов три дюйма, который нисколечко не похож на мою бывшую жену. Но пока мои зрачки были прикованы к зрачкам Дэнни, я как будто смотрел прямо в глаза Никки. Я заплакал первым, но вскоре ко мне присоединились остальные. Студентка подошла к нам, похвалила меня за храбрость и даже обняла — было приятно. Дэнни молчал.
Той же ночью я проснулся от похрюкивания Джеки. Несколько секунд мои глаза привыкали к темноте, а потом я увидел, что надо мной стоит Дэнни.
— Дэнни?
— Мое имя не Дэнни.
Голос испугал меня — я вообще не ожидал его услышать, ведь Дэнни ни с кем не говорил с самого своего появления здесь.
— Меня зовут Бешеный Перец.
— Зачем пришел? — спросил я. — Что ты делаешь в нашей палате?
— Я только хотел сказать, как меня зовут на улице. Мы теперь друганы. Но раз мы не на улице, можешь и дальше звать меня Дэнни.
После этого Дэнни вышел из палаты, и Джеки перестал похрюкивать.
На следующий день всех будто громом поразило, когда Дэнни как ни в чем не бывало заговорил. Доктора утверждали, что у него произошел резкий прорыв благодаря лечению, но это было не так. Дэнни просто решил больше не молчать. Мы и вправду стали друзьями, практически все теперь делали вместе, даже тренировались. Со временем, мало-помалу, я узнал историю Дэнни.
Бешеный Перец был восходящей звездой гангста-рэпа из Северной Филадельфии. У него был контракт с маленькой нью-йоркской студией звукозаписи под названием «Опасное ремесло». Он выступал в одном балтиморском клубе, там была какая-то крутая разборка. Дэнни всегда рассказывал эту историю по-разному, и я не знаю, за что именно он получил по голове монтировкой. С проломленным черепом его отвезли на пристань и сбросили в воду.
Чаще всего Дэнни утверждал, что ему предложили выйти покурить ребята из местной рэп-группы, которая выступала перед Бешеным Перцем. Когда он вышел в переулок, рэперы начали наезжать, какого хрена он кидает понты у них на районе. После того как Дэнни сказал, что его записи продаются лучше, свет погас, и очнулся он уже мертвым — и это действительно так, у него в деле записано, что он несколько минут был мертв, прежде чем врачи «скорой помощи» вернули его к жизни.
К счастью для Дэнни, кто-то услышал всплеск от падения тела в воду и, дождавшись отъезда рэперов, выудил его и вызвал «скорую». Мой друг уверяет, что соль в воде не дала его мозгу умереть, но я не очень представляю, как это может быть, тем более что его выбросили не в открытом море, а у грязной пристани. Дэнни сделали операцию, удалив из мозга крошечные осколки черепа, он долго провалялся в больнице, а потом его перевели в психушку. Самое печальное, что он утратил способность читать рэп — просто больше не мог говорить речитативом, во всяком случае так быстро, как раньше, — так что он принял обет молчания, который решил нарушить только после нашей долгой игры в гляделки.
Как-то раз я спросил, кого Дэнни увидел в моих глазах, и он ответил: тетю Жасмин. Я поинтересовался, почему именно тетю, и он сказал, что та растила его и воспитывала, пока он не стал мужчиной.